Бар "Пьяная утка" - Наталья Егорова

— Ты настолько неопытна? — его рот растягивается в улыбке, а глаза расширяются в наигранном удивлении.

Перевожу взгляд на его руки, которые пестрят черно-белыми изображениями.

— Зато ты спец, похоже.

Через полчаса в бар подтягивается народ, если так можно назвать парочку престарелых байкеров и трех таких же неформалов, как и сам хозяин.

— Вот, держи, — обслужив посетителей и сделав музыку немного громче, он придвигает мне стакан с чем-то темным, напоминающим коньяк.

— Что это?

Принимать алкоголь от незнакомца, который к тому же действительно выглядит, как поклонник сатаны или что-то в этом роде, не кажется хорошей идеей. Но я так продрогла и устала, что плюю на свою внутреннюю борьбу правого и левого полушарий.

— Это твоя «Черная полоса», — говорит хозяин. — Пей.

— Это слишком смешно, чтобы быть правдой. Ты серьезно?

— Вполне, — жмет плечами, переключаясь на какие-то бумаги на столе. — Бренди, патока и кипяток — коктейль «Черная полоса». Выпьешь и всё, как рукой снимет. Подожди, — он дергается в сторону, что-то ищет под стойкой, и через пару секунд надевает на край стакана дольку лимона. — Теперь всё.

— Ой, как это мило.

— Согласен. А теперь пей.

Теплая жидкость уже после первого глотка согревает конечности и желудок. Мягкое тепло несется по крови с бешеной скоростью, заставляя озябший организм работать.

— Как тебя зовут? — меня осеняет поздно, учитывая, сколько времени мы уже провели вместе.

— Демьян.

— Полина, — киваю в ответ. — Спасибо, Демьян.

— Всегда пожалуйста, Полина, — и на эту улыбку с шевелящимися усиками я могу смотреть вечно.

А он отвечает так, словно для него это не проблема согреть уставшего путника. Хотя на путника я не похожа совсем. Я напоминаю скорее швабру, которой помыли пол общественного туалета. Такую, знаете, старую деревянную, швабру, на которую кидают не менее старую тряпку.

Пока мы общаемся на общие темы, проходит ещё час. Мой телефон оживает, громко возвестив о входящем вызове — это был брат.

Покосившись на байкеров, пытаюсь выглядеть спокойно, но это сложно. Рингтон с голосом Бейонсе, поющей о независимости женщин, явно не та музыка, которую они привыкли слушать. Эта песня звучит тут нелепо, и я слышу несколько смешков явно в мою сторону.

— Проклятый старый дом! — ревет динамик проигрывателя, и я понятия не имею, как можно вообще слушать что-то подобное.

— Слушаю тебя, — нажимаю на зеленую трубку.

— Привет, сестренка. Как твои дела?

— Ты звонишь мне практически каждый день. Потом пропадаешь на неделю и сейчас снова решил поинтересоваться как я? Спасибо, но всё слишком хренового, чтобы ответить с тем же энтузиазмом, который я слышу в каждом твоем вдохе.

— Такая характеристика, как «хреново», у тебя идет бонусом к каждой пустяковой проблеме. В чем дело?

— Хм, дай-ка подумать, — делаю вид, что изображаю задумчивость, постукивая пальчиком по нижней губе. — Меня сегодня уволили с работы, а мой парень не умеет держать свой член там, где ему положено быть, если он в отношениях.

Несмотря на громкую музыку посетители заинтересованы громкой блондинкой. Чуть больше, чем погоней на экране небольшого телевизора рядом с барной стойкой. Ну, ещё бы, ведь с её губ только что слетело слово член. А бармен Демьян с легкой усмешкой качает головой.

— Член или парень? — со смешком уточняет брат.

— Оба, — вздыхаю громко.

— Где ты сейчас?

— В баре «Пьяная утка», запиваю горе «Черной полосой»

— Это шутка такая?

— Вовсе нет. Это горячий коктейль, который бармен Демьян мне приготовил, кстати, заботливо украсив его долькой лимона.

— Прелесть, да и только. Так, где находится этот бар? Я сейчас за тобой приеду.

— На проспекте, недалеко от ЦУМа.

— Постарайся не вляпаться ещё куда-нибудь за те двадцать минут, что я еду.

Воцаряется молчание.

— Ты меня слышишь?

— Я киваю, — сопровождая быстрыми кивками, делаю еще глоток из бокала.

— Хорошо. До встречи.

— До встречи.

Герман появляется не через двадцать минут, как обещал, а через сорок. Что случилось, я выяснять не стала. Единственным желанием было поскорее добраться до дома, принять душ и растянуться в своей кровати, если за время моего отсутствия её еще не выбросили.

— Помнится мне, ты очень громко кричала о том, что Леша самый лучший, — издевается брат, когда мы садимся в машину.

— Лучше сразу пристрели меня, — простонав, съезжаю по сиденью ниже. — Потому что я понятия не имею, что скажу родителям, когда появлюсь на пороге с чемоданом.

— А с работой что?

— Волшебное сокращение штата. Но я думаю, что это в основном потому, что я отказалась от предложения о фантастическом трахе с начальством на постоянной основе.

Брови Германа медленно ползут вверх, а рот беззвучно бормочет ругательства.

— Ни хрена себе!

Настроение опускается всё ниже и ниже, практически до отметки «полная задница», стоит только подумать о том, что я скажу родителям. Так и представляю, как отец хихикает в кулак, а его губы шепчут что-то вроде: «Я же говорил!» — а мама, скрестив руки, укоризненно смотрит на блудную дочь.

— А почему волшебное? — кажется, брат упускает несколько последних слов.

— Потому что только под действием какой-то мистической хрени я умудрилась послать шефа.

— Понятно, — и это слово описывает всё его отношение к этой ситуации.

До дома родителей, который располагается на окраине города в небольшом котеджном поселке, мы добираемся в рекордные сроки. На улице уже давно стемнело, а стрелки часов приближаются к десяти.

— Блудная дочь явилась! — как я и думала, отец опускает колкую шуточку, увидев меня с чемоданом. — Ты насовсем или вещи постирать? — продолжает издеваться он.

Стоя в дверях со своими пожитками, виновато опускаю глаза, теребя пальцами край пальто.

— И чего стоим? — слышу голос мамы. — Быстро в душ и на кухню, я сейчас чай с имбирем заварю. Потом всё расскажешь.

Чтобы не гневить судьбу-судьбинушку, подхватываю тяжелый чемодан и ползу к лестнице, ведущей на второй этаж.

— Если я ещё когда-нибудь пойду поперек слов родителей и соберусь сбежать за таким же козлиной, как Лешка, молю тебя, Герман, поставь мне подножку, чтобы я мордой в грязь свалилась заранее, а не после года совместного быта, — ворчу тихонько под смех брата.

— Зачем? Сейчас на тебя смотреть забавнее.