Кандидат в Будды - Сергей Федорович Летов

Летва (ныне Летово), а один из притоков Цны носил название Литова (ныне Летовка).

В названиях многих селений Калужской области (там есть свое Голухино, а также Гольтяево, Голенки, Голичевка и др.) слышится отголосок еще одного балтского племени — голядь. До ассимиляции с вятичами это племя обитало на территории современных Московской, Смоленской и Калужской областей.

Как могли Летовы из этой зоны попасть в Пермскую область — неизвестно. Известно, что стрельцы по фамилии Летовы, репрессированные Петром, были вынуждены скрываться, и некоторые из них даже бежали в Турцию.

Историю материнского рода я знаю значительно лучше благодаря Александре Александровне Мартемьяновой, единственной моей бабушке, с которой довелось общаться и которая, собственно, и воспитала меня. Бабушка много читала, рассказывала мне подробно о прошлом, восхищалась Домостроем, укладом купеческой жизни. Я чувствую себя до сих пор в большей степени ее внуком, чем сыном своих родителей, так как она занималась мной значительно больше их, и у нас были очень близкие отношения.

Ее отец, купец второй гильдии, умер в 1918 году, не пережив разорения дела, а муж был расстрелян в 1937 году как враг народа. Но, несмотря на репрессии, она смогла сохранить массу документов, фотографий и писем.

В девичестве бабушка носила фамилию Ерыкалова. Правда, в семье фамилию произносили как «Еркалов» — промежуточное «ы» бабушкой проглатывалось и существовало только на письме.

В советское время Ерыкаловы жили в Чимкенте, Семипалатинске, Караганде, Ташкенте и Новосибирске. Моя прабабушка дожила почти до 100 лет. Потомки Ерыкаловых сейчас проживают не только в Казахстане, России и на Украине, но и в Греции, Аргентине, Израиле и Канаде. Моя троюродная тетя Лариса писала мне из Аргентины, что когда в 60-х годах заезжала в Семипалатинск, то в городе еще сохранялась Ерыкаловская улица. По рассказам младшей сестры моей бабушки Нины Александровны, ее отец был очень хорошим человеком, и даже когда были времена раскулачивания, крестьяне встали на их защиту.

Однажды на кинофестивале в Ханты-Мансийске, где я выступал с певицей Саинхо Намчылак, тувинский певец и гитарист Альберт Кувезин из группы «Ят-Ха», хитро посмотрев мне в глаза, заявил: «А ты, Летов, ведь тоже тюрк!» Когда я стал отнекиваться, он поинтересовался фамилиями моих дедушек и через минуту подвел ко мне какого-то тюрколога, который объяснил, что значит по-тюркски фамилия Ерыкалов. По словам тюрколога, «ер» — это «он», а глагол с корнем «кал» означает «оставаться дома». То есть «Ерыкалов» дословно переводится как «он остался дома». А так как у кочевников-тюрков в степях Северного Казахстана домов не было, эта фраза означала, что кочевник перешел к оседлой жизни, то есть крестился, стал русским.

Возможно, что все это так. Например, бабушка рассказывала, что ее отец занимался перепродажей скота, приобретаемого по льготным ценам у кочевников. Не исключено, что это посредничество было обусловлено чувством родства. Кроме того, он никак не мог отрастить бороду, из-за чего очень огорчался.

Семья моей бабушки была традиционной русской купеческой семьей. У ее родителей, Александра Ильича Ерыкалова и его жены Александры, было 12 детей, из которых до взрослого возраста дожили 9. Образование было обычным для купеческого сословия — обучение в гимназии, немецкий и французский, гувернантки. Бабушка пила чай «по-английски», с молоком, как когда-то готовила ей бонна.

И бабушка, и моя мать в случае необходимости немного говорили по-казахски. Когда бабушке было 13 лет, ее отправили к кочевникам, чтобы спасти от попеременно занимавших Семипалатинск красных и белых, имевших обыкновение насиловать девиц из благородных семейств. Ей намазали сажей лицо, нарядили в казахскую одежду, и она с семьей кочевников провела 6 месяцев в степях, ведя традиционный для номадов образ жизни. Позднее, находясь далеко от цивилизации в геологической экспедиции с моим дядей, бабушка могла сторговаться с кочевниками, чтобы приобрести кумыс на его день рождения.

Из автобиографии бабушки следует, что жизнь ее была очень трудной. Имущество Ерыкаловых было конфисковано, она рано вышла замуж, родила дочь (мою тетю Ольгу), вскоре овдовела. Высшего образования, как социально чуждый советской власти по происхождению человек, получить не могла. После смерти первого мужа — биржа труда, безработица, непостоянные заработки, наконец, курсы машинисток и работа секретаршей в «Казлесе», где она и встретила моего деда, Георгия Михайловича Мартемьянова.

Дед был сыном казака Сибирского казачьего войска, урядника станицы Щученской. Остался без отца 9 лет отроду. На средства семьи получить образование помимо начальной школы было невозможно, и по настоятельной просьбе Георгия Михайловича, которому тогда было 10 лет, мать увезла его за 70 километров от родного селения Щучинского в Кокчетав. Там он прожил 4 года у дяди, который был приказчиком в пивной лавке. Окончив трехклассное городское училище Кок-четава и не имея средств учиться дальше, дед вернулся домой, где работал помощником сельского писаря, а затем — помощником учителя начальной школы.

Тогда же он был зачислен по конкурсу на казенную стипендию в Боровскую лесную школу. Окончив ее за два года, служил лесным кондуктором Долонского войскового лесничества и вел хозяйственную заготовку леса.

Весной 1915-го был призван в 1-ю Сибирскую казачью запасную сотню, затем командирован в иркутскую школу прапорщиков, из которой по окончании четырехмесячного курса был назначен на службу в город Зайсан. Там он занимал должности в основном полкового казначея и по совместительству — квартирмейстера. В феврале 1918 года полк расформировался, и дед выехал к прежнему месту службы в Долонское лесничество.

В следующем году, при всеобщей мобилизации казаков при Колчаке, был призван на военную службу в Омск, где был прикомандирован к войсковому штабу для письменных занятий. В первых числах ноября из Омска дезертировал и вновь вернулся в Долонское лесничество, где заведовал лесозаготовками. «Ни в каких боях и в войсковых частях я не участвовал и не был», — пишет он в своей автобиографии.

В 1920 году призвался в Красную армию. Но, прибыв в Семипалатинск, по ходатайству гублескома был от военной службы освобожден, поскольку руководил заготовкой топлива, что было признано работой на оборону республики. Тогда же был премирован за перевыполнение плана по лесозаготовке.

Вскоре, получив месячный отпуск, выехал на родину в село Щучьинское, где и остался, поскольку мать отказалась ехать с ним в Долонское лесничество. Работал в Синюхинском лесничестве, преподавал в Боровской лесной школе.

Сохранилось благодарственное письмо подчиненных деда в Синюхинском лесничестве. Видимо, этот документ был дорог деду, если он хранил его с 1923 года до встречи с моей бабушкой десять лет спустя. Привожу его полностью (орфография и пунктуация оригинала):

Уважаемый Георгий Михайлович!

За короткое время службы с Вами, мы