Фуга номер семь - Элина Литера

Строго говоря, меня нельзя назвать старой девой. Я достаточно быстро прониклась более свободными нравами большого города, и в прошлом у меня два романа, о чем я ничуть не жалею. Оба кавалера были умны, привлекательны, а отношение ко мне было выше всяческих похвал. Именно поэтому я с ними рассталась, хоть расставания и стоили мне немало слез. Угрожать им разорением я не желала.

Не добравшись до несостоявшихся женихов, судьба решила отыграться на мне. Моя соседка, известная как бабушка Бетт, не верила в осветительные кристаллы. Вчера, собираясь на чай к подруге, она опрокинула свечу. Пока учуяли дым, пока вызвали огнеборцев, заполыхало так, что даже артефакты не помогли. Бетт переселилась к той самой подруге, еще одна соседская семья переехала к родственникам, а я — в дешевую гостиницу, где уже пришлось стрельнуть молнией из зачарованного кольца в одного не в меру прыткого господина. Еще и на зарядку потратиться придется.

И теперь, глядя в пустую чашку, я пыталась понять, что делать.

Допив кофе и закончив с сырной слойкой я поправила шляпку, накинула теплую пелерину, вышла на улицу и побрела вниз, к реке. Сегодня вторник, но я гуляю вместо того, чтобы сидеть за конторкой возле кабинета господина Драмса и выписывать для него краткую выжимку из "Финансового вестника". Утром, стоило мне явиться на работу, как господин Драмс позвал меня в свой кабинет.

— Дорогая, — неожиданно обратился он, хотя раньше предпочитал "Госпожа Леонора" или "Нора". — Я слышал о постигших вас несчастьях, и я бы с радостью поучаствовал в вашей судьбе. Поверьте, мне будет несложно предоставить вам достойное содержание...

— Благодарю вас, но ваше предложение меня не интересует, — оборвала его я.

— О, Леонора, вы, должно быть, считаете меня развратником? Я никогда не стал бы содержать двоих сразу. Госпожа Аннабель вчера поставила меня в известность, что выходит замуж.

— Господин Драмс, меня не интересует ваше предложение, и не заинтересовало бы, даже если бы вы не были женаты. Позвольте мне вернуться к моим обязанностям.

— Вон! — внезапно прошипел Драмс. — Будет тут какая-то непристроенная девка недотрогу корчить. Рекомендаций ты у меня не увидишь. Еще сама приползешь!

Хорошо, что сегодня вторник, и жалование за прошлую неделю мне выдали вчера. Плохо, что рекомендаций теперь не видать.

Я постукивала каблучком о мостовую на набережной я смотрела на воду и обдумывала нынешние обстоятельства. Пять лет назад я приехала с письмом от жены бургомистра, которая рекомендовала меня как прилежную секретаршу. Я полгода вела ее дела бесплатно, зато многому научилась и приобрела такой необходимый документ. Поверенный, у которого я работала после приезда, уже вышел на покой и, по слухам, уехал в провинцию. Конторы перевозок, где я три года занималась делопроизводством, больше не существует. Господина Драмса я просить ни о чем не стану.

Подруг у меня не завелось. Семейные дамы опасались приглашать к себе молодую и одинокую женщину. Незамужние отчего-то считали, что венец безбрачия может быть заразным.

Холодный ветер пробрался под пелерину. Еще неделя-другая, и пойдет снег. Может, и правда, вернуться в Смолтаун? Семья Грайков известна в городе, где все друг друга знают хотя бы через вторые руки, и найти место компаньонки не составит труда. Пожалуй, если за неделю я ничего больше не придумаю, так и сделаю.

Но это будет значить, что история моей жизни на том и остановится. Компаньонкой я буду и через десять лет, и через двадцать, и через тридцать. Никаких поездок к горам или к Бирюзовым озерам, которыми я могла себя порадовать раз в год. Никаких театров и вернисажей, куда я иногда выбиралась. Компаньонка нужна с утра и до вечера, так что, и занятия живописью придется забросить. Романов, разумеется, тоже никаких. Пусть меня и не тянуло на любовные приключения, но и запирать двери возможностей мне не хотелось.

А чего бы мне хотелось?

Я опиралась на ажурный парапет, за которым внизу плескалась вода. На другом берегу громоздилась кирпичная фабрика, рядом с ней раскинулись живописные издалека, но потрепанные вблизи доходные дома. С этой стороны реки тянулись кварталы жилья обеспеченных горожан, улочки с лавками и магазинчиками, кафе и ресторациями, над которыми располагались квартиры с высокими лепными потолками и вощеным дубовым паркетом, просторными комнатами и каморками для прислуги. Контраст между левым и правым берегом был столько высок, что состоятельные жители Расфилда открыла общество на паях, чтоб снести фабрику и устроить вместо нее что-нибудь радующее глаз достопочтенных горожан, например, такие же кварталы, как к юго-востоку от центра, с домиками, которые едва-едва отличаются друг от друга, с прямыми улицами и будто по линейке вычерченными переулками — благопристойно и невероятно скучно.

В эту минуту я поняла, что Расфилд мне наскучил.

Первые годы я жадно изучала жизнь большого города, так непохожего на Смолтаун. С удовольствием я влилась в ритм полиса, и мне казалось, что даже пульс здесь бьется быстрее, чем в сонной провинции. Я исходила все центральные кварталы, рассмотрела весь пассаж, я разговаривала с дюжинами антикваров, с владельцами книжных лавок, владелицами модных салонов и стала завсегдатаем городской библиотеки.

Я попыталась свести знакомство с молодежью, которая живет изящными искусствами — художниками, музыкантами, артистами — но над моим рисованием посмеялись и отвели мне место молчаливой воздыхательницы, которая должна быть благодарна, если на нее обратят внимание. Не задалась у меня дружба с людьми искусств, и я окунулась в культурную жизнь Расфилда без их помощи. В первые годы у меня еще была пара приятельниц, а позже я достаточно освоилась, чтобы компания мне не была так уж необходима.

Закончив гимназию я обладала приличным багажом знаний, но лишь здесь, в Расфилде, изученные пьесы ожили и налились красками, когда их ставили на сценах трех Расфилдовских театров. Лишь здесь я впитала чудеса симфоний, которые в моем детстве учительница музыки пыталась изобразить на старом фортепиано. Лишь здесь меня наполнил восторг от живописных полотен, гравюры которых я рассматривала в средненьких альбомах на полке букиниста в Смолтауне. Лишь здесь я познакомилась с чудом под названием "опера".

Едва заметив на афише новое имя, я выкраивала из жалованья билеты на галерку, а дома в стопочку складывала дешевые программки и перебирала их на досуге, вспоминая выступления. За пять лет стопочка выросла в два пальца толщиной. Увы, теперь она обратилась в пепел, но воспоминания остались при мне.

Пожалуй, я сполна получила все, что мог предоставить большой город, но