Тайна Ирминсуля - Юлия Эфф

– Прекрати, Рафэль, мы уже это обсуждали! Мне мерзка сама мысль о том, что мы окажемся в долгу перед де Трасси. Мне не жаль отдать свой дар ради детей, но, говорят, Камила распрощалась не только с портальной магией. Иначе с чего бы эти её странности? Поэтому я не хочу обращаться де Трасси за помощью. Это будет последнее, на что я пойду. Я верю в нашего малыша Ирминсуля. Королевский, может, и способен на всё, но и наш, говорят, не хуже, – Илария набросила на плечи утеплённую накидку с капюшоном. – Подай-ка мне мой стилет.

Господин де Венетт, вздыхая, открыл шкатулку, стоявшую на столике у зеркала, вынул из неё оружие с лезвием длиной чуть больше ладони и протянул супруге:

– Будь осторожна, милая. Когда ты им последний раз пользовалась?.. И всё-таки я отправлю кого-нибудь за тобой. Тш-тш-ш, не ругайся, через некоторое время, разумеется!

Хорошенькая сорокалетняя Илария бросила последний взгляд на своё отражение и повернулась к мужу, подставила лицо для поцелуя:

– Всё будет хорошо, милый! Я вчера разговаривала с Потиньей, ей приснился чудесный сон, в котором она видела наших пташек. Крылышки у них, говорит, до того расчудесного цвета были, что она прослезилась.

– Поменьше бы ты с этой сплетницей общалась. Дара у неё не больше, чем рыбы в Волчьем Логове…

– Ах, дорогой, молчи, пожалуйста! – госпожа Илария взмахнула рукой, гася жёлтые огоньки у зеркала, и, еле слышно шурша одеянием, выскользнула в тёмный коридор.

Было слишком рано даже для слуг. Но на всякий случай Илария шла осторожно, медленно, то и дело прислушиваясь ко звукам за дверью. Дети спали. В комнате учителя раздавался виртуозный храп, почётная глава семейства госпожа Тринилия, мать Иларии, покашливала во сне, слуги – кто ещё храпел, а кто-то начинал возиться, просыпаясь. Проходя мимо дверей просыпающихся, Илария делала лёгкие пассы рукой, навевая сон. Ментальная магия была ключевой госпожи де Венетт, чем она пользовалась совестливо, но с расчётом.

Наконец она миновала все жилые помещения, проскользнула на кухню, подобрав светлые полы одежды, и вышла на хозяйственный двор. Затем – мимо загонов с животными и через минуту шагала в одиночестве и темноте по зимней хрусткой дороге, ведущей к Ирминсулю. Теперь магию нельзя было использовать: так требовал ритуал простолюдинов.

Приезжавшие к магическим гнёздам аристократы вносили свои пожертвования: кто-то вешал дорогие украшения на Ирминсуль, и птицы потом уносили драгоценности неизвестно куда. Кто-то горячо и слёзно молился, обещая за исполнение желания выполнить сложный обет. Все прошлые года госпожа де Венетт так и делала. Но время шло, а дар у детей не просыпался, зато Ирминсуль охотно исполнял желания простолюдинок, бегающих сюда, начиная со дня первого снега и до тех пор, пока покров не начинал таять, показывая проплешины на земле. В чём был секрет лумерянок? Илария внезапно задумалась над этим, когда тревога одолела окончательно: соседские отпрыски давно щеголяли магией, а её несчастные и умненькие детки…

Чтобы получить ответ на свой вопрос, г-жа де Венетт тайно обратилась ещё и к лесной знахарке Изель. Через кухарку нашла проводницу и посулила обеим щедрую оплату за молчание. Изель научила Иларию, что нужно делать. Поэтому и шагала мать двоих детей решительно, хотя и вздрагивала иногда от далёких звуков и громкого хруста толстой ледяной корки под ногами.

Дошла до обозначенной тремя деревьями площадки, на которой посетители оставляли повозки, лошадей, и потом до дерева шли пешком. Протоптанные тропинки к Ирминсулю сейчас, при свете луны, видны не были, но даже если бы взошло солнце, то ничего, кроме снежной простыни, раскинувшейся до края леса, Илария бы не различила.

Снег шёл второй день, не останавливаясь, но так лениво и редкими снежинками, что больше поднимал праздничное настроение, чем покрывал землю. Сделав паузу перед самым важным этапом задуманного дела, Илария протянула руку, поймала снежинку и посмотрела на неё через свет двух небесных влюблённых – Иль и Эль. Сегодняшние хлопья были крупнее и изящнее вчерашних.

Выдохнув свой страх, она собралась сбросить с себя накидку, но позади послышался скрип ног по снегу, и госпожа резко обернулась. Промелькнула тень и спряталась за широким стволом одного из деревьев на площадке. Илария решительно пошла в ту сторону, вынув из рукава стилет и занеся его в воздух, готовая защитить себя.

На звуки её шагов тень показалась из-за дерева и молча бухнулась коленями в снег. Илария, не теряя осторожности, лезвием подцепила край капюшона, скрывающего лицо преследовательницы, и откинула его с преклонённой фигуры. Показалась женская голова с распущенными неубранными длинными локонами, исчезающими под накидкой, и г-жа де Венетт узнала служанку своей дочери – Жанетту. Подняла палец, приказывая молчать, и поманила к себе. Девушка поднялась, но продолжала смиренно стоять, опустив голову.

Илария пальчиком подняла подбородок девушки и так выразительно посмотрела на неё, что та кивнула, мол, понимаю, хозяйка, сделаю всё, как скажете. Илария сняла с себя накидку и передала служанке, затем разулась. С трудом сдержала «ах», вставая босыми ногами на холодный пушистый снег. Жанетта подобрала обувь хозяйки и поклонилась.

Босая и в одной лёгкой белой рубашке с крестьянским корсетом мать двух детей медленно пошла к ясеню, оставляя позади себя служанку. Нежные ступни, не знавшие никогда ни каменистой дороги, ни ласкающих прикосновений травы, быстро поранились о подмерзшие кочки, острые льдинки и пучки когда-то нежных трав, превратившиеся в иглы. Госпожа знала, что на обратном пути, возможно, увидит свои розовые следы на белом пуху, если их не успеет скрыть снег.

И вот она перед Ирминсулем. Запорошенные снегом ветки торжественно подняты к залитому светом небу. И не видно туч, из которых сыпется на землю холодное серебро.

– О, священный Ирминсуль! – оказавшись у дерева и опустившись перед ним на колени, дрожа начала г-жа де Венетт. – Взываю к Белой Владычице с твоей помощью! Будь милостив к матери, просящей за своих детей! Не гордости и тщеславия ради, прошу разбудить дар – во исполнение воли Белой Владычицы и во славу Старших Основателей!..

Она произносила по памяти слова, данные лесной ведуньей, а затем принесла в жертву свою кровь – рассекла стилетом окоченевшую ладонь и приложила её к стволу дерева. Теперь нужно было ждать, пока дерево не подаст знак.

Через некоторое время от шершавого ствола через руку по всему телу заструилось тепло – Ирминсуль ответил. Илария заплакала – от благодарности, от холода и усталости, от страха и умиления. Прижалась к стволу, чтобы согреться, и свободной рукой сняла накинутую на шею верёвку, привязанную к деревянной кружке, как научила знахарка. Поставила рядом с собой в снег.

За спиной стало ещё холоднее. Г-жа де Венетт не видела, как поднялась позёмка и затанцевала по молочной поверхности, спиралевидно подбираясь к дереву ближе, пока не окутала белым коконом Ирминсуль. В этой метели закружили две птицы, настолько белые, что к концу снежного танца они перестали быть видны в завихрениях снежинок. И в этот миг звенящая тишина оглушила женщину. Захотелось спать, как и предупреждала ведунья.