Тайна Ирминсуля - Юлия Эфф

Илария закусила потрескавшуюся губу – единственный способ, на что хватало сил, чтобы прогнать болью опасное состояние. Время не обращало внимания на борьбу женщины с усталостью и холодом, оно всё тянулось и тянулось. Где-то в воздухе позванивало невидимыми колокольчиками, словно обледеневшие пучки семян и свернувшиеся на зиму листья тёрлись друг об друга стеклянными бочками. А когда вспорхнувшие с макушки дерева птицы уронили на женщину под деревом ком снега, она поняла: всё закончилось.

Ствол больше не грел. Тогда Илария с трудом разорвала объятия с деревом, протянула руку и вытащила из-под набросанного холмика сосуд. Обмороженными пальцами с трудом надела на шею верёвку, бочок потяжелевшей крестьянской кружки холодным камнем коснулся груди. Женщина сделала шаг назад, с трудом сохраняя молчание. Слёзы брызнули из глаз: мёрзлая поверхность стала злее и теперь исподтишка вонзала замёрзшие травинки в нежные ноги аристократки.

Подходя к площадке, на которой металась служанка, Илария, наконец, позволила себе тихо застонать. Жанетта, прижимавшая к себе внутреннюю часть накидки и тем самым согревавшая её, укутала хозяйку. Обмороженные ноги с трудом втиснулись в мягкие и прежде удобные ботиночки. Госпожа оперлась рукой на крепкое плечо помощницы, и так они медленно, продолжая сохранять молчание, вернулись в замок. Теперь Иларии было всё равно, заметят ли её слуги – то, чего она прежде старательно избегала. Кухарка ахнула, увидев, в каком состоянии находится госпожа, и на молчаливый кивок Жанетты так же безмолвно кивнула и бросилась к чану с водой, под которым уже весело трещали дрова.

В ожидании супруги метавшийся по комнате Рафэль выхватил Иларию из объятий служанки и потащил было к постели, чтобы согреть одеялами, но женщина оттолкнула мужа, нетвёрдо встала на ноги и повернулась к Жанетте. Та поклонилась:

– Уже можно, госпожа, говорить! Обряд закончен.

Илария вздохнула с облегчением, открыла рот, но из него раздался хрип. Женщина откашлялась и только после глотка тёплого вина смогла приказать:

– Хрустальный кубок! – а пока служанка металась по комнате, заставила огни в комнате гореть ярче.

Жанетта поднесла прозрачный кубок и помогла снять кружку, до сих пор висевшую на шее, как её обычно носят нищие для подаяния. По дороге набившийся в посуду снег немного подтаял, и в бокал потекла тонкая струйка со снеговой кашицей вперемешку.

Рафэль придумал себе занятие: пока супруга рассматривала полурастаявший снег в бокале, снимал с её холодных ног обувь и почти неслышно ругался на женскую доверчивость ко всяким там придуманным бредням простолюдинов.

– Ты слышишь? – госпожа обратилась к служанке и поболтала кубком с белой массой. Внутри него как будто что-то глухо билось о стенки.

– О, Белая Владычица! Вас благословили, моя госпожа! – воскликнула Жанетта, поднося свои ладошки к кубку и согревая его простейшей магией. Снег в нём быстро превратился в жидкость.

На дне блестели две одинаково изогнутые, сцепленные друг с другом, нити. С разрешения госпожи Жанетта поддела их шпилькой, поднесла свечу – и все увидели, что это не ниточки вовсе, а серебряные крепления с бриллиантами – один желтоватого, другой – розоватого цвета:

– Это две серьги, мадам! И они обе мужские! Хотя…

Рафэль дрожащими руками поднёс к глазам подарок Ирминсуля:

– О, Владычица мира! Это же «Слёзы ангела»!

Женщины ахнули. Ирминсуль сделал слишком дорогой подарок! Знаменитые украшения, которые носили на проколотых мочках ушей только наследные принцы, для остальных были запрещены, если только не были подарены самим его королевским высочеством, но это случалось крайне редко, за особые заслуги перед Люмерией или королём. В Лабассе серьга с красным бриллиантом сверкала у одного человека – сира Алтувия де Трасси, и то несколько веков назад.

– Жанетта, буди скорей детей! – потрескавшимися губами приказала г-жа Илария. – И… ты знаешь, что надо делать. Не зови Нану, она будет ныть и надоест мне. Поскорее, милая, я их не чувствую.

Сообразительная девушка мельком взглянула на неподвижные ноги хозяйки, сделала книксен и унеслась за тёплой водой и лечебной мазью.

Источником бедствий чаще всего служит беспечность.

Гай Веллей Патеркул

Через несколько минут заспанные Антуан и Мариэль стояли в родительской спальне на коленях. Госпожа Илария прочитала над детьми молитву, разделила принесённую талую воду между сыном и дочерью поровну, а когда они выпили её, торжественно вручила дары:

– Но помните, показывать их никому нельзя до определённого времени! Вам могут не поверить и даже наказать. Но придёт время, и тогда вы всем докажете, что вас благословила сама Белая Владычица. Сегодня вам нужно будет поблагодарить её. Ступайте, оденьтесь, отец отвезёт вас к гнёздам. Вспорхните, мои детки! Летите высоко-высоко и никогда не падайте!

Женщина прослезилась и поцеловала макушки детей – светлую голову Антуана и тёмную – Мариэль.

Болтливая кухарка, тётушка Гато, после того, как выспросила у Жанетты о случившемся, поделилась радостью с помощниками, и вскоре все дворовые знали счастливую новость. К счастью, про особенность подарков Жанетта благоразумно умолчала даже во время жестокой пытки вкусностями от кухарки, поэтому тайну серёжек хранили пятеро: родители де Венетты, их дети и сама Жанетта.

Наскоро накрыли на стол для первого завтрака, покормили «птенчиков», а во дворе уже стояли кони, запряжённые по этому торжественному случаю в тяжёлую крытую зимнюю повозку. Госпожа Илария в этот день до самого вечера не спускалась в людскую, отдыхая от потрясения и залечивая раны.

По дороге «птенчики» успели поругаться. Антуан заявил, что не чувствует желания ехать к Ирминсулю, а ему надо именно к Волчьему Логову.

– Дурак! Матушка сказали, что нужно ехать в лес! – закатила глаза Мариэль, прикрывая улыбку рукой в перчатке. Несколько минут назад она сама подала эту идею брату, а он и проглотил её, подумал и выдал за свою.

– Они сами мне приказали слушать своё сердце. Если нас уже благословила Белая Владычица, значит, дар у нас просыпается. Сама дура!

– Откуда у тебя дар, лумер? Ты же в дядюшку пошёл, все так говорят!

– Ах, ты, гадина! – Антуан сжал кулаки, готовый вскочить в тесной повозке и наброситься на сестру.

Отец правил за возницу лошадьми снаружи, на козлах, так было положено по народному обычаю, поэтому не слышал диалог своих детишек, бранившихся вполголоса. Ругались брат с сестрой последние два года, находя в этом удовольствие, и, будучи многократно наказаными за своё поведение, привыкли разговаривать так, чтобы родители не слышали, а в их присутствии изображая привязанность и уважение друг к другу.

– Ну и что ты сделаешь? Ударишь? Давай! – Мариэль насмешливо откинулась на спинку сидения и сложила на груди руки.