Обещай мне эту ночь - Сара Линдсей

Цвета выдержанного бренди, они отливали золотом там, где солнечные лучи касались их легким поцелуем. Будучи несколько длиннее, чем предписывала мода, они слегка вились на концах.

Затем следовало упомянуть его глаза. Прекрасные зеленые глаза, обрамленные густыми ресницами, которые были — какая несправедливость! — гораздо длиннее и темнее ее собственных. Ее ресницы были лишь немного потемнее ее волос цвета соломы, но едва ли стоило придавать этому большое значение. Тщеславие имя твое, Изабелла Уэстон!

Нос у него тоже был красивее, чем у нее. Орлиный, на ее взгляд, самое подходящее слово. И благодаря этому он выглядел воинственно и высокомерно. Она находила его неотразимым. Ее собственный нос, самый обычный, не был даже изящно вздернут, как у Оливии. Какая несправедливость! Изабелла считала, что как первой дочери, рожденной в семье Уэстон, нос ей должен был достаться самый лучший.

У леди Финкли нос был вполне подходящий, с сожалением отметила Изабелла. Впрочем, это сущая мелочь, решила она, увидев, как леди Финкли тесно прижалась к Джеймсу и прошептала что-то ему на ухо, отчего он весело рассмеялся, запрокинув голову.

Изабелла скрипнула зубам и, когда часы на галерее пробили половину двенадцатого. Джеймс и Генри обещали до полуночи принести наверх сладостей для нее и Ливви, поскольку девочки были еще слишком малы и на бал их не пускали.

Оливия устало зевнула.

— Прости меня, Иззи, но я сейчас пойду спать. Наверное, они про нас забыли. Спокойной ночи.

— Ммм-хмм, — промычала Изабелла, не в силах оторвать взгляд от сцены внизу.

— Правила вежливости требуют, чтобы ты в ответ тоже пожелала мне спокойной ночи.

— Ммм-хмм.

Оливия тяжело вздохнула.

— Придется мне с этим смириться, — пробормотала она себе под нос. Иззи услышала ее, но была слишком занята, чтобы подобающим образом попрощаться с сестрой. Ливви снова вздохнула, поднялась и направилась в спальню, которую они делили с сестрой.

«Придется мне и вправду с этим смириться», — думала Изабелла, наблюдая, как Джеймс прогуливается вокруг зала с леди Финкли. Ее рука лежала на его локте, а он обнимал ее за талию. Иззи недовольно поморщилась. Она знала, как действует его прикосновение. Действует таким сверхъестественным образом, что с первого же мгновения, как она взяла его за руку, ей уже не хотелось его отпускать. Как бы то ни было, Иззи очень хотелось, чтобы леди Финкли от него отцепилась, точнее, чтобы та поскорее ушла. Наконец после двух неимоверно долгих кругов по залу желание Иззи частично исполнилось — Джеймс сопроводил леди Финкли к ее пребывающему в блаженном забытьи супругу.

Иззи не сводила глаз с Джеймса, пока тот протискивался сквозь толпу гостей. Она только слегка отвлеклась, заметив родителей, которые танцевали вместе, глядя друг на друга так, словно в зале больше никого, кроме них, не было. «Как приятно, — подумала Иззи, — что они до сих пор влюблены друг в друга». Впрочем, это ее немного смущало. И чуть-чуть удивляло, если учесть, что когда этим утром крестили Ричарда, грудного братика Изабеллы, — это событие сейчас и праздновали внизу, — ее мама сказала, многозначительно взглянув на мужа, что хотела бы, чтобы в Уэстон-Мэнор больше не было крестин до тех пор, пока она не станет бабушкой. Однако взгляды, которые она теперь бросала на отца Иззи, говорили совсем о другом…

Не желая углубляться в подобные размышления, Изабелла снова отыскала глазами Джеймса и нашла его рядом с Генри, который стоял среди гостей возле стола с угощениями. Ей следовало догадаться. Мама не раз говорила, что ее старший сын очень любит поесть. К несчастью, то же самое можно было сказать и о лорде Блатерсби, который также очень любил своих овец. А это означало, что Генри то и дело сталкивался с этим овцелюбивым джентльменом и тот затевал с ним разговор. Судя по выражению его лица, разговор этот был неприятен брату. «Бедняга Хэл. Но лучше уж он, чем я!»

Джеймс Шеффилд всегда считал себя добрым, но несколько мгновений помедлил, наслаждаясь страдающим выражением на лице лучшего друга, прежде чем подойти и избавить его от самого скучного и надоедливого человека во всем христианском мире.

— Ты чертовски долго задержался, — проворчал Генри, когда они наконец ретировались. — Я пытался привлечь твое внимание, но ты не сводил глаз с соблазнительной леди Финкли, чтобы это заметить. Что ж, я тебя понимаю. Я и сам о ней подумывал. Однако мне чертовски не повезло. Пока ты разыгрывал Казанову, я был прикован к старику Блатерсби с его овцами.

— Блатерсби и его овцы. — Джеймс рассмеялся. — Не трудись, я все это уже слышал, и не один раз. — Он покачал головой. — Пойдем, скоро полночь, а мы обещали Иззи и Ливви принести им сладостей.

Генри поморщился:

— Вот черт! Совсем забыл. Хорошо, что ты вспомнил. Ты же знаешь, какой бывает Иззи, если ее разозлить.

Джеймс кивнул и подтолкнул Генри к группе гостей, жаждущих пройти к столу с десертом.

— Какой дьявольски нудный день, — заметил Генри, когда они встали в очередь. — Утром крестины, а теперь еще это. Хорошо, что ты здесь. А ведь мог уехать несколько недель назад.

— Конечно, я здесь, — ответил Джеймс. — Я, как и ты, не мог спокойно уехать, пока ваша мать благополучно не разродилась. Не все ли равно — отправиться в путешествие месяцем раньше, месяцем позже. Колизей никуда не денется, а для твоей мамы было важно, чтобы ты присутствовал на крестинах Ричарда.

— Так же, как и тебе, — сказал Генри.

— Мама была уверена, что я уберегу тебя от неприятностей, — поддразнил его Джеймс.

Уэстоны стали ему настоящей семьей, с тех пор как он в десять лет остался сиротой и его отправили жить к деду, графу Данстону. Главное, что можно было сказать о графе, — это то, что его поместье Шеффилд-Парк соседствовало с Уэстон-Мэнор, резиденцией виконта Уэстона и его семьи.

Они приняли Джеймса как родного сына. Их шумный дом стал его прибежищем. Когда он вместе с Генри отправился в Итон, леди Уэстон, плача к причитая, расцеловала обоих. Все это повторилось при их отъезде в Оксфорд.

Она плакала, когда они окончили университет в этом году, но Джеймс полагал, что это лишь потому, что Генри во время учебы чаще бывал дома, чем на уроках, — его много раз наказывали, временно отстраняя от занятий и отправляя в деревню. Джеймс значительно преуспел в литературе, частично из желания порадовать леди Уэстон, которая была без ума от некоторых драматических произведений елизаветинских времен. Генри этим утром подшучивал, что если бы его отец не имел решающего голоса в присвоении имен своим детям, то нового отпрыска их семьи вполне могли бы окрестить Гамлетом или Фальстафом. Да, детям Уэстона крупно повезло иметь такого отца. Джеймс когда-то и сам думал, что ему повезло с отцом, но…

Он тряхнул головой. Не нужно сейчас думать об этом. Только не сегодня. Вообще лучше не думать об этом, сосредоточиться на настоящем и…

— Положи это назад на тарелку, Хэл. Это для Иззи и Ливви, — укоризненно сказал Джеймс, продвигаясь вместе с другом вдоль вожделенного стола.