Культ Крупного Рогатого Скота. Убей! Убей! - МП Джонсон

Кончики пальцев Ренни онемели. Он засунул руки в карманы пуховика, пухлый синий гигант, который издавал шуршащие звуки каждый раз, когда он двигался. Сможет ли он добраться до ближайшей заправки? Он решил не делать этого. Слишком холодно. Слишком много миль пустой дороги. По крайней мере, он ехал по шоссе 29, а не по какой-нибудь проселочной дороге, так что вскоре можно будет увидеть еще одну машину, хотя было уже больше двух часов ночи. Он должен был быть более агрессивным, чтобы остановить следующую машину, которая проедет мимо.

Но он не мог просто уехать.

- Сэра! – закричал он снова. - Пожалуйста!

Внимание Ренни привлек звук ломающихся веток.

- Сэра? - спросил он, глядя в лес.

Из темноты смотрели глаза, но это были не милые зеленые глаза Сэры. Это были коровьи глаза. Эти глаза были так же лишены блеска, как и пара у его ног, а три головы, вмещавшие их, казались такими же бесплотными. По крайней мере, так было поначалу. Когда они выплыли из-за деревьев, Ренни увидел, что они действительно были прикреплены к телам – большим телам с волосатой обнаженной грудью и крепкими округлыми животами. Фермерские тела, - предположил он. Тела, которые были крепкими, в отличие от него.

Его охватил страх. Он едва не закричал. Это было неправильно. Хорошие люди не выходят из леса без рубашки в два часа ночи, одетые в коровьи головы.

Он поспешил к своей машине, говоря себе, что они, вероятно, пришли за своим другом, говоря себе, что ничего плохого не случится. Шаги позади него стали быстрее, и он тоже ускорился. Ему нужно было сесть в машину. Там он будет в безопасности. Неуверенно ступая по изрытому колеями льду и снегу, он двигался так быстро, как только мог, стараясь не упасть.

Подойдя к своей машине, он увидел отражение собственного испуганного лица в пассажирском окне, а совсем рядом было отражение коровьей головы. На самом деле это была бычья голова. Его мертвые глаза скрывали завитки угольно-черного меха. Белая полоса тянулась от носа к макушке, где заканчивалась спутанной короной между двумя длинными черными рогами. Белый мех стал желто-коричневым, как снег, а его нос разделял на два застывших розовых континента широкий шрам.

Ренни потянулся к ручке двери, но не успел. "Нос со шрамом" сжал свои узловатые кулаки и поднял их вверх, как будто собирался пробить череп Ренни, и Ренни приготовился к удару. Он попал ему прямо в спину. Падая, он вытянул вперед руки, хотя они не помогли смягчить удар о холодную землю. Его лицо ударилось о поздний зимний снег, твердый снег, который впитал грязь и соль, разбросанные по шоссе, в тщетной попытке убить его. Затвердевший снег порвал ему подбородок и грозил вонзить зубы в горло. Он почувствовал вкус крови.

"Нос со шрамом" обвил мускулистой рукой шею Ренни, притянув его голову к потному торсу. Жесткие волосы на груди попали в ухо Ренни, когда он пытался освободиться от захвата. Он схватил человека-корову за предплечье, его исцарапанные ладони горели тем сильнее, чем сильнее он сжимал их. Он чувствовал себя таким маленьким в объятиях "Носа со шрамом". Он был маленький, пять с половиной футов[1] ростом, пухленький, похожий на игрушечного человечка, с розовыми щеками, одетый в пуховик, готовый разлететься вдребезги в тисках человека-коровы.

- Пожалуйста, - это слово проскрежетало сквозь сжатое горло Ренни. - Отпусти меня.

Все, что он мог слышать, это биение собственного сердца и шорох своей куртки, пока пытался освободиться от бетонной хватки "Носа со шрамом". Человек-корова смягчился. Затем он ударил Ренни лицом о "Понтиак" и отшвырнул его.

"Нос со шрамом" стоял над Ренни со сжатыми кулаками, не давая ему двинуться с места.

Ренни остался лежать. Если бы это было возможно, он зарылся бы в снег, чтобы оставаться еще ниже. Он не собирался вставать, пока не услышал знакомый голос, издающий звук, с которым он не был знаком, крик, который пронзил его насквозь.

Это была Сэра.

Он обернулся и увидел, что ее держат два человека-коровы. Она с трудом освободилась от пут, которые до этого момента сдерживали ее. Он попытался встать, но кулак "Носа со шрамом" отбросил его назад на землю. Он закрыл глаза и не двигался.

- Ренни! – закричала она снова, когда ее потащили прочь. - Помоги мне!!!

Он не ответил. Он тихо лежал рядом со своей машиной, желая, чтобы холод мог заставить его тело онеметь внутри так же быстро, как снаружи. Если бы только это могло заглушить все, что он чувствовал в тот момент – конфликт между его страхом перед этими людьми и желанием помочь Сэре.

Шаги затихли в лесу. Мольбы Сэры исчезли вместе с ними.

Лежа там, он вдруг вспомнил, что сказал перед тем, как они столкнулись с деревом, после того, как Сэра сказала ему, что любит его. "Мы сейчас умрем". Вот именно. А не "я тоже тебя люблю". Ничего подобного. Просто "мы умрем".

В то утро, лежа в постели, перед тем как они выползли из дома и неохотно отправились к родителям Сэры, Ренни спросил ее, любит ли она его. Она схватила его за голову и запустила длинные пальцы в густые черные волосы. Со всей фальшивой мелодрамой, на которую была способна, она сказала:

- Да, Ренни, я люблю тебя, я всегда любила только тебя.

Затем захихикала и стянула с него одеяло, начав перетягивание каната, которое закончилось тем, что они оба лежали голые на полу, дико смеясь.

Сэра отвечала положительно каждый раз, когда Ренни спрашивал ее, любит ли она его. Даже в тот первый раз, в тот летний день, когда они сидели перед Публичной библиотекой и читали друг другу детские книжки – они оба согласились на ту, про грызуна, который потерпел кораблекрушение на острове, далеком от любви всей его жизни, - она без колебаний сказала "да".

- Почему ты все время спрашиваешь? - cпросила однажды Сэра, не задетая этим вопросом, а из любопытства.

- Мне просто нравится слышать эти слова, - сказал он.

По правде говоря, внутренний голос с сомнением твердил ему, что она не была искренна. Она была слишком хороша. Он был слишком "выпускником колледжа" и "слишком домоседом". Он был в поиске своей первой настоящей работы. Она ездила по всей стране, занимаясь консалтингом. Не говоря уже о возрасте. Она бросит его, и он останется один. Ее семья определенно будет рада