Убийственная лыжня - Йорг Маурер

We are red, we are white, we are Danysh dynamite! — слышалось Оге Сёренсену снизу. Неужели половина Дании была здесь? Он вошел в наклонный подъемник и проехал оставшиеся шестьдесят метров выше к верхней части трамплина. Там он сразу же попал в поле зрения международных камер. Одна линза с дистанционным управлением особенно нагло приближалась к нему, и тут Оге решил немного пошутить: погладил себя по животу и произнес губами слова Rødgrød med fløde! в камеру. Это было его любимым лакомством. Чтобы мама в Скагене услышала.

Если ему удастся более-менее прилично скатиться вниз, то, может быть, даже королева Маргарита лично подаст ему руку. Последним датчанином, которому удалось кое-чего добиться в прыжках с трамплина, был Олаф Рюе в 1803 году, и это случилось почти двести лет тому назад. Не то чтобы лично Оге что-нибудь перепало от общения с датской принцессой, но мама наверняка обрадовалась бы. Ему дали знак отправляться на старт. На бруске для отталкивания была приклеена — очень мило! — телеграмма лыжного клуба Скагена: «Удачи точка ты их всех сделаешь точка». Оге съехал на середину балки и оттолкнулся. Он быстро набрал скорость и скользил под углом 35 градусов вниз. Учащенный пульс, повышенное давление, адреналин и другие проявления, повышение содержания сахара в крови, все остальное, чтобы прийти в хорошее настроение. Ходили слухи, что у финна Лефа Раутаваара в ухо был вставлен iPod, когда он съезжал в долину. Несколько национальных команд уже выражали протест, это ведь тоже был своего рода допинг. В прессе шли рассуждения о том, что же Раутаваара слушал в течение нескольких секунд. Пятая симфония Бетховена (та-тата-ТААА!!) подошла бы по продолжительности, «Полет шмеля» Римского-Корсакова (брзлдидль-бр-злбдидль-брзль…) лучше всего отображал одержимую энергию прыгуна, а «Альпийская симфония» Рихарда Штрауса (ВРОММ!!! БЛОММ!!! ФЛОММШ) подходила как нельзя лучше к прелестному пышному предгорью Альп. Однако некоторые предполагали, что Раутаваара летел вниз в долину под сопровождение подходящей на все случаи жизни песни Пауля Симона (Slip slidin’ away…).

Оге Сёренсен отбросил все отвлекающие игры воображения. Он сконцентрировался, сфокусировался на отрыве от трамплина. Концентрация на главное, туннельное мышление. Сразу же нужно было вызвать в памяти тысячу раз тренированный спуск, который за десятые доли секунды доставлял до стола отрыва, а это при прыжке с трамплина имеет самое большое значение. Взгляд Оге сузился. Очень далеко впереди он еще слышал свое имя, а потом обычное нарастающее «Ах» и «Ох» толпы. Двадцать шесть тысяч зрителей вытянули головы вверх. И даже скандинавская богиня асов Скади (компетенции: охота, горы, зима) сидела у него на плечах и уже распростерла бережно крылья, чтобы окрылить его на пути в бездну.

Отрыв от трамплина был великолепным, как по учебнику, и датский Икар взлетел высоко в небо. Его позу, естественно, нельзя было сравнить с отточенными фигурными полетами Хаппонена, Канкконена или Ахонена, но, окрыленный богиней Скади, он держался в воздухе исключительно достойно. Двадцать шесть тысяч голов следили за серпантином, спрессованной параболой y2=2px, ипсилон — в квадрате — равняется — 2 р-х-Шленцер. Но сейчас, на самой высшей точке конического сечения, на той точке, выше которой уже нет, датчанин начал петлять, переходить в штопор, ложился на бок, как байдарочник в новом потоке воды, это не было хорошей техникой полета, это вообще уже не было никакой техникой, нет, это было падение с высоты. Оге слегка подтянул одну ногу и повернулся боком вокруг своей оси; летя спиной вперед, он пытался собраться, пытался воспротивиться этому неминуемому падению в бездну, но вновь стал грести и барахтаться, и из испуганного рокота толпы уже прорывались отдельные язвительные выкрики.

Кое-кто в секторах от А до Д там внизу еще надеялся, что он еще справится с собой, единственный член национальной сборной Дании, к которому хотя бы уже поэтому проявляли немного симпатии. Кое-кто думал, что это, возможно, просто шутка, небольшой вставной номер, скандинавский розыгрыш. Но это была не шутка. Это было падение. И теперь рокот и крики переросли в пронзительный визг. Диктор стадиона, обычно всегда готовый ко всяким неожиданностям, заорал в микрофон:

— Господи, только не это!

А потом и он замолк. Датчанин слетел стремительно на наклонную полосу приземления, и, прежде чем он ударился о нее, многие отвернулись. Казалось, что хруст костей было слышно до самых дальних частей стадиона.

Среди тех, кто не отвернулся, а совершенно сознательно смотрел, присутствовали только что вышедший на пенсию старший лесничий Вилли Ангерер, член совета общины Тони Харригль, спортивный психолог и специалист в области исследования конфликтных ситуаций Манфред Пенк и, в заполненной до последнего места ВИП-ложе с прекрасным видом на происходящее, бизнесмен Калим аль-Хасид из Дубая.

Возможно, Калим из названных лиц был как раз тем, кто больше всех понимал что-то в прыжках на лыжах с трамплина в целом, и в шумихе вокруг прыжков с трамплина в особенности. Хотя он был чистокровным арабом, выросшим в сухих-пресухих пустынях арабских Эмиратов, жившим в центре Дубая, и позже во многих, не видевших снега, крупных городах мира, но он знал все об этом виде спорта. Прыжки на лыжах с трамплина завораживали, потому что они являлись для него символом настоящей роскоши. Огромные затраты, связанные с прыжками на лыжах, просто возбуждали Калима. Несколько избранных скатываются на самых дорогих спортивных снарядах мира в пропасть. А толпы приходят в восторг от этой дисциплины, которая якобы начиналась с того, что приходилось прыгать с куч смерзшегося навоза. Он слышал, что только в одной Норвегии имелось полторы тысячи трамплинов. В Дубае пока еще не было ни одного, но Калим аль-Хасид намеревался изменить эту ситуацию. Он планировал построить посреди сверкающего Сити трамплин, самый крупный в мире, первый в Объединенных Арабских Эмиратах. Он хотел бы установить его в районе Джумейра, вначале можно будет пролететь с него более чем на триста метров, а потом, может быть, и на четыреста или пятьсот метров, ведь все это лишь вопрос разгона. Прыгуны будут парить под бурные аплодисменты двухсот тысяч зрителей прямо в сторону моря и там приземляться на маленьком искусственном острове. Невозможная игра воображения? Галлюцинации после продолжительных скачек по пустыням без седла? Безумные фантазии под звуки дудочки из «Тысячи и одной ночи»?

Отнюдь нет. У Калим аль-Хасида разрешение на строительство уже было в кармане, и земля уже практически куплена, и строить его будет, конечно же, американская архитектурная фирма «Скидмор, Оуингс и Меррилл», а кто же еще. Сейчас ему оставалось только найти инвесторов, но их у него будет предостаточно. Калим аль-Хасид находился здесь, чтобы поговорить с президентом МОК Жаком Рогге об этом гигантском проекте прямо сейчас, после окончания прыжков, в тихой служебной комнатке ВИП-ложи, за кружкой светлого пива с тюрингскими сосисками, которые бельгиец так любил. Калим было уже хотел с ним заговорить, но для президента Рогге это могло бы оказаться неожиданным — он еще раз вышел наружу, чтобы добавить этих острых тюрингских колбасок. А соблазны были и без того: в кишащей поварами высшего класса ВИП-ложе изощрялись в приготовлении специальных деликатесов по рецептам Шубека, здесь были и деликатесы французского юга, такие как андуйеты, приготовленные из свиного желудка и требухи сосиски, и, что еще хуже, панированные и фламбированные мюнхенские белые колбаски. Ладно, когда Рогге, насытившись, вернется, Калим изложит ему свои планы. Зимние Олимпийские игры-2022 в Дубае! Звучало неплохо. Или хотя бы в 2026-м? Или, самое позднее, в 2030-м? Калим аль-Хасид надеялся, что благодаря Рогге эта воспаленная галлюцинация превратится в газетный заголовок, набранный крупным жирным шрифтом.