Мышонок-путешественник - Уве Тимм

— Лучше не надо, — отвечал Белолап, — иногда этот старичок ещё ого-го какой быстрый.

Карло лежал на солнышке и дремал. Я потихонечку подкрался к нему, а потом разогнался и как дерну его за ус: «Торро!»

Кот вскочил, фыркнул и резко выгнул спину. Наверное, он подумал, что его дразнит Изегрим. Потом он увидел меня и зашипел:

— Это ты сделал, мелочь пузатая?

— Да, дедушка, — ответил я.

— Ещё не хватало, чтобы мышата надо мной потешались, — прошипел он и прыгнул ко мне.

Какие же у него оказались огромные зубы!

Я бросился бежать зигзагами. Кот — за мной по пятам.

Я вскарабкался на ящик. Кот вскочил на него одним прыжком. Ничего себе, старичок! Я помчался через весь двор к сараю. Я уже слышал тяжёлое дыхание Карло у своего левого уха, когда успел проскочить в сарай через маленькую щель. И сразу же затряслись доски — кот врезался в них головой.

— Торро! — крикнул я.

Но тут Карло просунул в щель свою когтистую лапу. Я немножко испугался, увидев, как далеко он может достать. Мне пришлось уворачиваться от кошачьих когтей. Карло понял, что так ему меня не схватить, и уселся возле щели. А через некоторое время он исчез.

Мой брат что-то крикнул мне, но я не разобрал его слов. Я подумал: «Сейчас ещё немножко подожду, а потом выскочу наружу». Чтобы справиться со страхом, я стал насвистывать песенку. Наконец я осмелился подойти к щели и выглянуть наружу. И тут заметил кошачью тень на земле. Карло залез на ветку бузины, нависавшую над сараем, и поджидал меня там.

В конце концов, пришёл дедушка и сказал:

— Карло, будь благоразумен и слезай с бузины. Если ты оттуда прыгнешь, то, чего доброго, сломаешь себе лапу. В нашем возрасте уже нельзя вытворять такие пируэты.

— Это мы ещё посмотрим, — злобно ответил Карло.

— Ну не злись ты на ребёнка. Это всего лишь глупая детская шалость, — успокаивал его дедушка.

— Это дело принципа, — фыркнул Карло. — Я не позволю ни одной мыши издеваться надо мной, и уж тем более — такому желторотику, как твой Бобромыш. — И кот остался на ветке.

Вот так и вышло, что я просидел в сарае до самого вечера, когда стало темно и холодно. Я думал, как было бы хорошо сейчас оказаться в тёплом подвале со своей семьёй и уплетать сыр, который мама и папа принесли от художника Крингеля.

Наконец во двор вышел старик Элерс и позвал: «Карло!»

Он увидел кота на бузине и крикнул: «Ах ты, глупый старичок, ты что тут делаешь? Небось забрался, а теперь спуститься не можешь?»

Старик Элерс снял Карло с ветки. Я видел, как кот поковылял в кухню, где стояла его миска с едой.

Едва Карло скрылся в доме, как я услышал у щели папин голос: «Выходи».

Папа привёл меня в подвал.

— Что это ещё за глупости? — сказал он. — Оставь в покое старого Карло, чтобы он оставил в покое нас, и все мы будем дальше жить в мире.

В наказание сразу после ужина меня отправили спать. Я лежал в своём тёплом гнёздышке и радовался, что выбрался из холодного сарая целым и невредимым.

Перед сном ко мне заглянул дедушка и немного рассказал о былых временах: тогда почти ни у кого не было холодильников, у всех ещё были чуланы, а в чуланах лежал сыр, завёрнутый в мокрые тряпочки. Вот это было время!

Долго я мечтал, но в конце концов уснул.

Если не считать подобных маленьких приключений, все мы жили тихо-мирно день за днём, неделю за неделей, месяц за месяцем. Но однажды в доме поднялся большой переполох.

Художник Крингель оторвался от мольберта и нарисовал большие плакаты:

ЭТОТ ДОМ ОСТАНЕТСЯ НА МЕСТЕ

и

ДОМ ЗАЩИТИМ, СНОСА НЕ ХОТИМ.

Плакаты эти Крингель развесил на своих окнах. Вечером он зашёл к старику Элерсу. Лица у обоих были красные — от вина и от волнения.

— Нужно защищаться! — всё время повторял старик Элерс.

— Что хотят, то и делают с нами. Так нельзя! — негодовал художник Крингель.

Но потом, через три недели, художник Крингель съехал. Прощаясь с нами, Изе- грим рассказал, что его хозяин купил старый дом в деревне. Хочет там спокойно рисовать свои картины. Для нас это стало потрясением — ведь художник Крингель, любитель красного вина и французского сыра, — был нашим кормильцем.

Спустя некоторое время начал паковать вещи и старик Элерс.

Кот Карло пришёл попрощаться с дедушкой и сказал:

— Мы переезжаем в новостройку, так они говорят. Будем жить на десятом этаже.

— Ой, как здорово! — обрадовался я. — Ты сможешь посмотреть на мир с такой высоты.

Но Карло поник и проворчал:

— С такой высоты я уже не смогу одним прыжком спуститься на улицу. И на подоконнике за окном тоже не полежишь.

После обеда прибыл фургон для переезда. Из дома вынесли шкафы, стулья и кровати. Когда дом опустел, в фургон забрался старик Элерс, а самым последним — кот Карло. Старик Элерс взял его к себе на колени. Мы махали вслед грузовику, пока тот не скрылся за поворотом. У дедушки вдруг намокли глаза.

В ту ночь мы впервые спали в доме одни.

Утром мы проснулись от жуткого грохота. Дом ходил ходуном. С потолка сыпалась штукатурка. Стены начали трескаться. В ужасе мы бросились наутёк. На улице стоял кран с огромной чугунной гирей на цепи и крушил стены нашего дома. Обломки грузили экскаватором на грузовик и сразу увозили.

Папа побежал обратно в подвал, несмотря на мамины мольбы этого не делать, и вытащил из наших обжитых гнёздышек всё, что ещё можно было спасти.

Мы поселились в дощатом сарайчике посреди пыльного двора, который теперь пустовал, и — увы! — видели собственными глазами, что через несколько дней от нашего милого старого дома не осталось камня на камне.

В сарае было сыро и холодно, потому что ноябрьский ветер свободно задувал в щели между досками.

— Нам придётся выживать здесь, — сказал отец, — и ждать. Наверняка скоро построят новый дом.

Такое уже трижды случалось на Райской улице. Старые дома сносили, а на их месте строили новые, огромные бетонные здания со множеством маленьких окон.

Всю зиму мы кое-как перебивались хлебными крошками, что оставались от перекусов строителей. Все мы ужасно мёрзли, и шкурки у нас облезли и потускнели. Можно было даже рёбра пересчитать.