Выдумщик - Андрей Константинов

Лукашов посмотрел на молодых медсестер у стола, о чем-то оживленно шептавшихся, и добавил:

— Генерал Ерюхин официально заявил: «Пусть от киллеров клиентов защищают те, кому это положено, а мы, персонал, важнее…» Понятно? Мы за жизнь больного только на операционном столе боремся, а грудь под пули подставлять — необязательно. И в разговоры доверительные с раненными не лезьте — только по специальности… А кто и почему их на тот свет отправить хотел — пусть милиция выясняет… Мне тут Пинкертоны не нужны, мне больше Пироговы требуются. Ясно?

— Ясно, — закивали курсанты.

— Ну, а раз ясно — по коням и в бой. Слушайте задачу…

Через несколько минут Лукашов с курсантами вместе ушел на обход, а вернулись они в ординаторскую лишь около двух часов ночи.

— Ну что, орлы… — хотел было начать предварительный «разбор полетов» подполковник, но закончить фразу ему помешал вбежавший в ординаторскую санитар:

— Александр Евгеньевич, там милиция какого-то «черного» привезла, плохой совсем, вроде, доходит уже…

— Ну вот, — вздохнул Лукашов, быстро вставая. — А вы боялись…

Человек, доставленный в приемный покой, и впрямь, был очень плох — волосы и лицо в запекающейся крови, открытый рот щерился обломками зубов, обрывки футболки почти не скрывали множественных кровоподтеков на теле… Александр Евгеньевич сразу отметил входное пулевое отверстие на левой стороне груди и стал очень серьезным.

— Вы его привезли? — обратился Лукашов к двум мрачным мужикам в штатском. Тот, который был постарше, кивнул, ссутулив широченные плечи, и провел пятерней по жесткому ежику седеющих волос:

— Да… Мы из РУОПа… Вам должны были звонить…

— Раз должны — значит позвонят, — пожал плечами Лукашов. — Давайте пока карту на него заполним.

Раненный, и впрямь, был похож на южанина, поэтому, когда старший «руоповец» сказал, что его фамилия Иванов, Лукашов удивился — впрочем, виду не показал и начал отдавать деловитые распоряжения курсантам и санитару:

— Так, давайте его быстро на каталку и срезайте одежду осторожно… Ух, ты… Неплохо парня обработали…

— Он будет жить, доктор? — подвинулся к подполковнику «руоповец» помладше — худощавый, с копной черных кучерявых волос на голове.

Лукашов, занятый предварительным осмотром, вопрос проигнорировал. Александр Евгеньевич пальцами открыл веки «Иванову» и, убедившись в том, что зрачки разные, пробормотал себе под нос:

— Внутричерепная гематома…

Лукашов выпрямился и сказал курсантам:

— Так, ребятки, давайте-ка его быстренько в рентгенкабинет… Значит, делаем рентген грудной клетки — посмотрим, спаялись у него легкие или нет, потом рентген черепа, рентген левой голени и потом лапороцентез… Все ясно?

Курсанты толкнули каталку с неподвижным телом «Иванова» к выходу из приемного покоя, а Лукашов, не обращая внимания на «руоповцев», порывавшихся у него что-то спросить, подошел к аппарату внутренней телефонной связи и набрал номер ответственного дежурного:

— Алло, Василий Викторович, Лукашов докладывает… У нас клиент поступил, тяжелый, РУОП привез… Ах, звонили уже? Интересно… Предварительный диагноз; проникающее сквозное пулевое ранение левой половины грудной клетки в третьем-четвертом межреберье, ушиб головного мозга, закрытый перелом левой голени, ожоги второй-третъей степени — два-три процента, травматический шок, множественные ушибы. Это на первый взгляд… Состояние крайне тяжелое, вы подойдете?… Не знаю, какой-то Иванов… А кто звонил, если не секрет?… Ах, даже так!… Понятно…

Услышав от полковника Вараксина, что раненным, которого еще только втаскивали в приемный покой, уже интересовался начальник Академии генерал Шевченко, Лукашов несколько помрачнел… Стало быть, «Иванов» этот — из «блатных». Генерал-то ведь, скорее всего, тоже не по своей инициативе интересовался — видимо, и ему позвонили… А значит — будут дергать, и если этот парень помрет, то вони будет много…

Александр Евгеньевич положил трубку и повернулся к «руоповцам». Кучерявый шагнул к хирургу и спросил снова:

— Он выживет, доктор?

Лукашов неопределенно пожал плечами:

— Вы все сами слышали — состояние крайне тяжелое, какой-либо прогноз сейчас сделать сложно… Я не Господь Бог и даже не Ванга-прорицательница…

У старшего «руоповца» дернулась левая щека, он сглотнул с усилием и спросил тихо:

— Но хоть какая-то надежда есть?

Александр Евгеньевич вздохнул:

— Надежда всегда есть… Он что, из ваших?

Широкоплечий быстро взглянул на кучерявого и кивнул:

— Да, из наших… Он должен выжить, доктор, понимаете — должен…

Лукашов махнул рукой:

— Я все понимаю… Мы сделаем, что сможем… Мужики, вы бы шли домой… Водки выпейте… Помолитесь, если верите…

Кучерявый качнул головой:

— Мы тут подождем… Скажите, мы помочь чем-то можем?

— Можете, — кивнул хирург. — Если дергать нас не будете… Ну, и, хотелось бы, чтобы этого хлопца добивать в операционную не пришли… А то у нас тут, знаете ли, прецедент уже был…

— Не придут, — угрюмо сказал широкоплечий. — Работайте спокойно… Только, доктор, я очень вас прошу — когда что-то прояснится, вы пошлите кого-нибудь к нам… А мы тут посидим, подождем… Ладно?

— Договорились… Только это еще не скоро будет.

— Ничего, мы подождем, сколько нужно…

— Как знаете… — Лукашов кивнул руоповцам, ободряюще улыбнулся, а потом повернулся и быстрыми шагами вышел из приемного покоя.

«И если ты смотришь в бездну, знай, что и бездна пристально смотрит в глубину твоей души…»

Фридрих Ницше

Практически каждый рабочий день начинался для Аркадия Сергеевича Назарова одинаково — если его не дергали с утра в Управление на Литейный, то он добирался на своем, уже порядком одряхлевшем «Жигуленке» четвертой модели до Морского порта. Дело в том, что старший оперуполномоченный майор Назаров был сотрудником так называемого Водного отдела УФСК по Петербургу и области, а Морской порт, соответственно, являлся объектом оперативного обслуживания Аркадия Сергеевича[5]. А раз так, то само собой разумелось, что основное свое рабочее время майор Назаров и должен был проводить на «объекте».