Сладкая горечь слез - Нафиса Хаджи

Мама тоже продолжила семейную традицию, но в более мягком варианте. Она сосредоточилась на детях. На мне и моем брате. На наших кузенах и всех остальных детишках из конгрегации. Ее лагерь «Пу-Пи» с самого начала был семейным предприятием. Будучи директором лагеря, на те две недели, что мы проводили в горах Южной Калифорнии, она практически становилась родной матерью каждому, зорко следила, чтобы все были накормлены, причесаны, всегда заняты делом, намазаны «бактином»[2]и вовремя заклеены пластырем. Бабушка Фэйт большую часть года проводила в медицинских миссиях по всему свету — в качестве сестры милосердия, но между своими вояжами на очередной край света она тоже присоединялась к нам. И дядя Рон появлялся в нашем лагере, однажды даже вел телетрансляцию прямо оттуда. Папа отвечал за закручивание гаек — в прямом смысле. Он был плотником и мастером на все руки, именно он готовил все развлечения. Сооруженная под маминым руководством замысловатая полоса препятствий — полностью его детище. Полоса препятствий меня и доконала.

Каждый день после завтрака мы бегали, скакали по автомобильным покрышкам, пытались не увязнуть в Трясине Уныния — жидкой грязи, которую специально регулярно поливали; если выпустишь из рук Нить Веры, обязательно изваляешься в дерьме. Мы бегали по лесу, карабкались на скалы, преодолевали Долины Унижения и Печали. Большая часть препятствий представляла собой Путь Христианина, позаимствованный из книги «Путь пилигрима» Джона Беньяна, пуританского классика семнадцатого века, — символические вехи на пути Веры, тщательно обновляемые мамой каждое лето аллегории спасения из любимой ее книги; она говорила, что именно эта книга сделала ее христианкой.

Мы еще не умели читать, а мама уже подарила нам с Крисом на Рождество по книжке, затолкав их в рождественские чулки. Позже она рассказывала, как сестры Марч в «Маленьких женщинах» — еще одна книжка, от которой мама сходила с ума, набитая откровенными и скрытыми реминесценциями в адрес Беньяна, — получили такой же подарок от своей матушки в скудные тяжкие времена Гражданской войны. Она частенько шутила, что вышла замуж за папу отчасти еще и потому, что его второе имя — Марч. Брата моего она назвала Кристианом, в честь пилигрима из книги Беньяна. А меня — Джозефиной, по имени озорницы из «Маленьких женщин». Джозефина Марч, или просто Джо, — это я.

Я любила лагерь. Правда, не так самозабвенно, как Крис. Он всегда первым выполнял любое задание, первым отыскивал спрятанные сокровища, первым приходил к финишу. Кроме того раза, когда мама устроила безумный забег с препятствиями под названием «Уступи Место». Идея состояла в том, чтобы прийти последним.

Состязание началось сразу после завтрака. Ма скомандовала: «На старт, внимание, марш!» — и никто не двинулся с места. Ни один из нас не сделал ни шага. Мы поочередно, хихикая, усаживались на землю. Так и сидели, посмеиваясь. Казалось, так продолжалось несколько часов, хотя на самом деле прошло всего несколько минут. Разговаривать было запрещено. Некоторые, склонив головы, молились. А потом папа выкатил жаровни для барбекю и зажег их, сразу за финишной чертой. Мы пристально наблюдали за ним, словно и не было только что плотного завтрака. А папа между тем вскрыл упаковку сосисок. Затем другую. Мамочка разложила приправы. Отец вынес маленький холодильник и приоткрыл его, чтобы мы увидели газировку, которой тот был набит. На столике неподалеку от финишной черты высилась горка пакетиков с чипсами. И еще картофельный салат. Один за другим, переглядываясь, ребята поднимались и медленно двигались к финишу, смущенно посмеиваясь.

И только мой братец Крис невозмутимо сидел на белоснежной стартовой черте. Я попыталась составить ему компанию. Но было ужасно скучно, и голодно, и жутко жарко. Я потащилась вперед, все же держась позади остальных.

Первым финишную черту преодолел Пит Мак-Гро. Неудивительно: Пит никогда не мог похвастаться ни одной из добродетелей пилигрима из маминого списка; на следующий год его отослали домой из лагеря за то, что подглядывал за девочками в душевой, взобравшись на стремянку. Добравшись до финиша, Пит довольно долго колебался, прежде чем сделать последний шаг. Мама приветственно похлопала его по спине, поздравила. Успокоившись, Пит широко улыбнулся и обрадованно кивнул. Ма протянула ему хот-дог, банку с колой и пакетик чипсов. Пит бормотал благодарности, все еще не до конца понимая, что, согласно правилам, он проиграл. Но уже через мгновение впился зубами в хот-дог, одновременно разрывая пакет и с громким хлопком вскрывая банку.

Мы в отдалении пускали слюни. Но секунду спустя бросились к нему, громко требуя свою долю хот-догов, чипсов и газировки. Ма стояла в сторонке, не отводя глаз от секундомера, который пока не выключала. Я едва успела откусить от своей порции, наслаждаясь вкусом горчицы и томатного соуса, глотнула из банки, как прозвучал громкий свисток. Ма подскочила к нам с огромной мусорной корзиной и, стремительно выхватывая у нас недоеденные куски, швыряла их в помойку. Затем, встав у финишной линии, махнула рукой Крису, единственному, кто так и не тронулся с места. Ему достались те же лакомства, что и остальным. Крис лениво принял угощение, и мама отвела его к столику, за который никто из нас и не подумал присесть.

— Не торопись, Крис. Спешить некуда. Особенно тебе, человеку, обладающему терпением, — заверила мама. Минутку полюбовавшись сыном, она вытащила потрепанный томик «Пилигрима», раскрыла на заложенной странице и прочла вслух: — «Страсть — для людей от мира сего; и Терпение — для людей мира грядущего. Итак, ты видишь, Страсть (торжественным жестом Ма указала на нас, пришедших первыми) получит все сейчас… Таковы люди мира сего; они должны получить все немедленно; они не в состоянии подождать до следующего года, и уж конечно не следующего мира, своей порции добра. Но первые должны уступить место последним…»

Мы, олицетворявшие Страсть — и недостаток Терпения, — молча наблюдали, как Крис доедает первый хот-дог и приступает к следующему. На этом месте мама решила, что для первого урока мы достаточно настрадались, и выдала нам новую порцию хот-догов, приговаривая:

— Вы ведь поняли, верно? Что этот мир — преходящее. И все его награды тоже. Они исчезают прежде, чем вы успеваете осознать. Истинная награда, единственная, которой стоит ждать, — вечная жизнь на Небесах. Вот в чем смысл.

Никто не удивился, что именно Крис «победил» в забеге. Он очень серьезно относился к происходящему в лагере, отождествляя себя с пилигримом, в чью честь был назван, с рвением, недоступным никому из нас.

В старших классах мы с Крисом стали младшими консультантами в лагере — вместе с горсткой других ребят, проводивших там лето с момента основания. Ныне «Путь пилигрима» превратился в серьезное предприятие, собиравшее сотни подростков со всей страны; при этом многим желающим приходилось отказывать — с тех пор, как дядя Рон принялся рекламировать лагерь в своем телешоу.

После десятого класса мы приехали в лагерь вечером, накануне открытия. Ма радостно продемонстрировала Путь Христианина — как теперь называлась полоса препятствий, — протащив нас до самого конца, где красовалась последняя аллегорическая инновация, воздвигнутая папой несколько дней назад. Стена Сомнений. В «Пути Пилигрима» Кристиан сбивается с Пути, и Великое Отчаяние заключает его в темницу Замка Сомнений. Поскольку сооружение настоящего замка было бы чрезмерной задачей (не говоря уже о том, что маленьким детям будет страшно сидеть в запертом помещении), мама согласилась на компромисс — пускай будет стена, десяти футов высотой, с веревками, которые помогут взобраться и спуститься с другой стороны. Я настороженно смерила стену взглядом, ибо уже в тот момент сомнение стало постоянным моим спутником, присутствие которого я упорно отказывалась признавать.