Рублевка и ее обитатели. Романтическое повествование - Георгий Блюмин

Более ста лет поит Москву чистой водой Рублевская станция водоподготовки. Само русло Москвы-реки — песчаное, что делает его естественным фильтром, — помогает станции в этом благородном деле. Оно, это русло, еще и серебросодержащее, а следовательно, в воду попадает природный антисептик. Серебру всегда отводилось особенное значение, — об этом читатель узнает из дальнейших глав книги. Вот в пушкинской прозе читаем: «Нам поднесли кофию в чашечках, оправленных в серебре». Или: «Другой выедет на гуляние в карете из кованого серебра 94-й пробы». А в стихах Пушкина — еще прекраснее:

И там, в волнах, где дышит ветерок,

На серебре, вкруг скал блестящей пены

Зефирами колеблемый челнок.

(«Монах»)

Через страну по имени Рублевка пролегла Рублевкой же ныне именуемая старинная Царская дорога, по которой русские государи и вельможи направлялись к Саввино-Сторожевскому и Ново-Иерусалимскому монастырям, та самая Царская дорога, которая обстоятельно обрисована автором в одноименной монографии. Царское имя как магнит во все времена влекло сюда состоятельных людей, побуждая их селиться в окрестностях Царской дороги.

Страну эту, еще не ведая ее нынешнего названия, воспевали корифеи русской культуры: в литературе — Пушкин, в музыке — Чайковский, в живописи — Левитан. Здесь в разное время побывали все трое славных в нашей литературе писателей — графов Толстых. Тут же увидели «Серебряное копытце» Павел Бажов, а своего «Конька-Горбунка» Петр Ершов. Словом, как сказал древнеримский писатель Апулей в известной книге «Метаморфозы», «внимай, читатель, будешь доволен».

Здесь прилегли олени Палленберга,

Слегка дорогой дальней утомясь.

Автор

Первое живое существо, которое я встретил, ступив на территорию поселка Сосны, что близ известной Николиной Горы, был… дятел. Да-да, именно дятел, очаровательный в своей первозданной красоте, сидел совсем близко на высоком пне, старательно простукивая кору. Я долго наблюдал за ним, пока в его клюве не появился носастый жук, именуемый еще сосноедом или соснобоем. Дятел вспорхнул и унес жука, наверное, в гнездо.

«Всякая сосна своему бору шумит (своему лесу весть подает)», — гласит русская поговорка. По высокому левому берегу Москвы-реки на всех 420 гектарах территории дачного поселка и пансионата раскинулся бор. Столетние дубы перемежались столетними же соснами, хотя последних было гораздо больше. Все вместе они вырабатывали под своими кронами тот свежий и целительный воздух, который и составил славу здешнему курорту. Все леса вообще делятся на черные и красные. Чернолесье — это обычный лиственный лес. Сосны — это непременный атрибут красного леса. Красный не только потому, что стволы и ветви сосен красноватого цвета, а главным образом потому, что красный означает красивый.

Сосны

Гуляя по этому курортному бору, что на берегу Москвы-реки, я продолжал вспоминать пословицы и поговорки, в которые русский народ вкладывал вековую мудрость. «Что ни толкуй, а сосновый елового краше». В самом деле, сосны, золотистые от природы, были пронизаны лучами майского солнца, прибавлявшими в общую картину еще более золота. «Бор — красный или хвойный лес, — продолжал я вспоминать, и всякое мое воспоминание подкреплялось окружающими меня зрительными образами. — Строевой сосновый лес по сухой почве, по возвышенности, чистый сосняк по супеси. Сосновый строевой и мачтовый лес по суходолу». «Сосновая мезга сладка». «Сосна шумит со сна». И как он отраден слуху, этот шум проснувшегося бора! Где-то здесь, в кронах сосен, выводит нежную трель птичка пуночка, или сосновка, залетевшая сюда с Финского залива. Сосновкой именуют еще и водку, настоянную на сосновых иглах или шишках, — ее пьют от ломоты в суставах.

Оживали в памяти и пушкинские строки:

Вдали дремучий бор качают ветры с шумом,

Луна за тучами, и в море спит заря.

(«Осгар»)

Или — «зари последний луч горел над ярко позлащенным бором». Если обратиться к иностранным словам, то все тут, на мой взгляд, могло бы быть охарактеризовано одним словом «гламур», но не в том значении, которое хотят показать великосветские модницы, демонстрируя свои изысканные наряды и макияж. Говоря о гламуре Сосен, я имею в виду существительное glamour в его прямом смысле, переводимое как чары, волшебство, романтический ореол, обаяние, очарование, эффект, и глагол glamour в значении зачаровать, околдовать.

Сергей Есенин своим поэтическим взором видит:

Заколдован невидимкой,

Дремлет лес под сказку сна.

Словно белою косынкой

Подвязалася сосна.

(«Пороша»)

В таких раздумьях приблизился я к главному входу в пансионат «Сосны». Здесь посетителя по обе стороны дорожки встречают два лежащих на бронзовых подставках и на каменных постаментах бронзовых оленя. Олени смотрят в сторону Москвы-реки. При председателе Совета министров СССР Алексее Николаевиче Косыгине (а он жил здесь, в 99-м номере, до самой своей кончины в 1980 году) возле одного из оленей был посажен декоративный куст, похожий на магнолию с сиреневыми цветами. Куст этот отлично прижился и радует каждый год пышным цветением уже не одно поколение отдыхающих в «Соснах».

Олень

Как явствует из надписи на бронзовых подставках, фигуры оленей выполнены в 1905 году в творческом содружестве двух мастеров — Йозефа Палленберга и Рихарда Фризе. Как водится, история оленей в «Соснах» обросла самыми фантастическими легендами и домыслами. Но вот истина, подтвержденная архивами.

Во-первых, Палленберг и Фризе — настоящие мастера своего дела. Первый — скульптор-анималист, а второй — художник-анималист. То есть скульптура каждого оленя выполнена Палленбергом по рисунку Фризе. Во-вторых, здесь же, в этом самом краю недалеко от «Сосен», по удивительному совпадению стоит барвихинский замок «Мейендорф». А Мейендорфы — это древнейший баронский род прибалтийских немцев, любителей поохотиться на оленей (см. далее главу «Сто веков культуры Мейендорф»).

Если от барвихинского замка провести на запад по той же параллели воображаемую стрелку, мы окажемся чуть севернее немецкого города Гамбурга. Как раз в этих местах в 30-х годах прошлого века во время раскопок немецкого археолога А. Руста была обнаружена позднепалеолитическая стоянка древних охотников на северных оленей, названная «культура Мейендорф». Случилось так, что именно сюда приведет судьба скульптора, ваятеля оленей Палленберга. Здесь в 1907 году Карл Хагенбек основал широко известный гамбургский зоопарк — лучший на то время в Европе. В нем впервые животные содержались без клеток, искусно отделенные от посетителей водными преградами и грудами камней. Так вот, входные ворота в тот зоопарк, украшенные фигурами зверей и птиц, сделал уже знакомый нам Йозеф Франц Палленберг (1882–1946). Им же в 1913 году была выполнена бронзовая скульптура спящего льва на могиле основателя зоопарка. Это был лев по кличке Триест — любимец Хагенбека.