Лесная фея, или новые приключения кикиморы Светки Пипеткиной - Татьяна Корниенко

– Пипеткина, осторожнее! – Он, забыв о своем страхе, поднял руку, стараясь защитить незадачливую девчонку от опасности. Но Угоша уже нагнулась. Когда она выпрямилась, в обеих ее руках было по вытянувшейся в струнку задеревенелой гадюке.

– Ну ты… – Антон вскочил и, аккуратно передвигая ноги, передвинулся к стене шалаша. – Они что, сдохли?

– Сам ты сдох! Думаешь, я из-за какого-то мага-недоучки буду живых тварей убивать? Просто окоченели. Бери по паре и тащи к болоту. Они там часок полежат бревнами, потом очухаются и расползутся.

– А ты гарантируешь, что они мною не позавтракают?

– Если тебя это слово успокоит, тогда – гарантирую!

Антон нагнулся и, преодолевая страх с брезгливостью пополам, осторожно дотронулся до змеи. Она оказалась твердой, гладкой и прохладной.

– Здорово!

Змея никак не отреагировала. Оставалось заставить себя поднять пару гадюк. Вид этих «палок» был настолько нелеп и смешон, что уже в следующую минуту Антон, сделав совершенно мушкетерский реверанс, подскочил к Угоше, ткнул в нее гадючьим хвостом, удерживая беднягу за голову, крикнул: «Сударыня, защищайтесь» и с криком японского самурая понесся по острову.

Когда все змеи, а их оказалось двенадцать, были сложены штабелем под старой березой за границей территории, которую кикиморья семья считала своим домом, и друзья расположились позавтракать под любимой Угошиной ивой, Антон спросил:

– Светка, может, ты мне все же объяснишь, почему эти твари собрались в моей ничем не примечательной хижине?

Кикимора, дожевывая лепешку с земляникой, кивнула.

– Чего киваешь? Ты говори.

– Заладил… Поесть не даешь. Смотри, какие ягоды… Сама собирала, пока ты с гадюками прохлаждался!

– А ты что, ревнуешь?

– Ой, да больно надо! Я их могу запросто тебе вернуть. Все двенадцать. Мне не жалко.

– Будешь дразниться, дерну за косички! И вообще, я не понимаю, ты фея или не фея? Вроде подобреть должна, а что-то не заметно.

– А у меня переходный возраст. Кикиморно-фейный. С наложением на подростковый! И за косички ты меня не дернешь, – скорчила рожицу Угоша. – Во-первых, их сегодня нет, а во-вторых, я тогда тебе не скажу, почему к тебе змеи приползли. И тогда ты потеряешь сон, изнервничаешься, исхудаешь и… и так далее.

– Какая же ты злюка, Уг! А еще фея леса!

– Не дразнись! Да, между прочим, Антончик, почему ты меня до сих пор Светкой Пипеткиной зовешь?

– Не знаю. По привычке, наверное. А тебе что, не нравится? Ты скажи, я на Угнею переквалифицируюсь.

– Да нет, это я так спросила. Мне, в принципе, все равно. Я и к Светке Пипеткиной, и к Уг, и к Угнее, и к Угоше привыкла.

– Все-таки оригинально у вас с именами. Я был бы по-вашему сначала «А», затем «Ан» и только в двенадцать лет – «Антон».

– Ну и нормально, ничего особенного. Я же была У, почему тебе не побыть некоторое время А? – Угоша глянула на Антона, и они захохотали, потому что У в качестве имени было уже привычным, а вот А…

Когда кикимора более-менее посерьезнела, Антон повторил свой вопрос:

– Так что ты мне все же скажешь насчет гадючек?

– Круглов! – Угоша закатила глаза и тоном, каким говорят разве что с совершенным тупарем, изрекла: – Ты вчера перед сном вторую часть заклятия, призванного отпугивать змей, как прочитал?

Антон растерялся:

– Ну как? Как Гарпина учила, так и прочитал! «Амбробирус трабермеркуриументос драговулярис изрибиндробескробрагромус цигра». А что? Ошибся? Ты же сама сказала, что я молодец.

– Ага! Сказала. Потому что сумел быстро слова запомнить. Я их неделю учила, а ты за два дня справился.

– Так в чем же дело?

– В твоей невнимательности. Магия точности требует. Тебе говорили, что произносить всю эту белиберду нужно глядя на кончик своего носа? Говорили?

– Ну, говорили… – нехотя подтвердил Антон. Он уже чувствовал, куда все клонится, и дослушивать Пипеткины насмешки ему расхотелось.

– Ты глазки не прячь. Мы с тобой не в игрушки играемся. Даже если это так и выглядит. Впервые за много сот лет кикиморы обычному человеку решили передать свои знания! Так ты их принимай, эти знания! Тем более что у тебя недурно получается!

– Ладно, говори, что не так, – вздохнул Антон.

Угоша пожала плечами:

– Ты на кончик носа смотрел? Не смотрел. А почему?

– Подумал, что все это глупости. Ну сама посуди, сидит нормальный пацан и пялится на собственный нос.

– Вот этот «нормальный пацан» и проснулся утром в окружении «нормальных гадюк». Они к тебе, бедненькие, со всей округи спешили. А все потому, что ты, вместо того чтобы следовать правилам, глупо улыбался. И заклятие не отворотом – приворотом сработало. Вот так-то, умник!

– Как у вас, Светка, все сложно. Вот у людей если написано, что дважды два будет четыре, то хоть на нос смотри, хоть вообще глаза закрой, пятью оно не станет.

– Так то математика! – В голосе Угоши проскользнуло уважение. – Я математику больше всего люблю. А в магии каждый взгляд, каждый жест, даже мысль, настроение важно. В общем, сплошные премудрости.

– Слушай, я давно хотел спросить, эта тарабарщина, которую мы заучиваем, она какой-то смысл имеет? Нет, не так сказал. Это какой-то язык или просто набор букв?

– А тебе Гарпина разве не говорила? Она всем начинающим это рассказывает.

– Не-е-ет…

– Странно, наверное, просто уже старенькая стала. Конечно, это не набор букв. Это наш древний язык. Когда мы были большим народом, так разговаривали все кикиморы.

– Когда это?

– Еще до человечества. Свой язык был у нас, у русалок, эльфов, драконов, ну, в общем, у всех. Потом, после катастрофы…

– Какой катастрофы? Это ты про что?

– Про оледенение. Должен же знать!

– Ага, просто как-то не связал.

– Бывает… В общем, когда Землю заселили люди, древние языки забылись. Есть, конечно, несколько кикимор, которые могут читать старые книги, но из обычных даже Гарпина не поймет там ни строчки. Кроме заклинаний. Их нельзя переводить. Поэтому приходится учить в подлиннике.

– Почему?

– Они иначе не работают.

– Понятно… У нас в церквях тоже молитвы не переводят… Свет, а мы что, Гарпину сегодня пропускаем? – поинтересовался Антон, заметив, что солнце уже поднялось над деревьями. Теперь старая наставница наверняка будет ворчать в течение всего урока, если он, конечно, состоится.