Луиза Вернье - Розалинда Лейкер

Катрин переполнило сострадание. Уроженка квартала Лe Алль, где торговцы с рынка славились не только своей щедростью и добродушием, но также сквернословием и сильной чувственностью, она была от природы очень эмоциональной и любила так же сильно, как и ненавидела. Ее мать была сердечной говорливой женщиной. От нее-то Катрин и унаследовала свое великодушное сердце, но, к сожалению, не здравый смысл, который помог ее матери прожить свою трудную жизнь относительно благополучно.

— Ах ты, бедный ягненочек. И подумать только, что я побила тебя, а ты всего лишь преданно охраняешь свою мать. — Катрин отложила коробку и фонарь, присела перед девочкой на корточки, желая разглядеть ее лицо. — Как тебя зовут? Расскажи мне, что случилось. — Она нежно заправила ей под чепчик спутанные черные пряди и стала утирать слезы, струившиеся по мокрым щекам ребенка.

Рыдания поутихли, и она выслушала прерываемую всхлипами историю. Мать Луизы, вдова Анн-Мадлен Вернье, одна из многочисленных парижских ткачих, работавших на дому, тяжело заболела, и тогда в дом пришла нужда. Они продавали все, что можно было продать, потом очередь дошла и до ткацкого станка. Вскоре мать Луизы умерла, ее похоронили на этом кладбище для бедняков. Катрин явственно представила себе, что случилось с дочерью мадам Вернье после ее похорон, когда у нее не было возможности ни украсть, ни выклянчить хоть какую-нибудь еду, а также эти четыре ужасные ночи, которые девочка провела здесь, на что у нее самой никогда недостало бы мужества. Поговаривали, что студенты-медики выкапывают свежие могилы и продают трупы для медицинских целей, но она не знала, насколько в это можно верить. Во всяком случае, по прошествии двадцати четырех часов могиле уже не угрожала опасность. Со всей тактичностью и осторожностью, на какую она была способна, Катрин объяснила, почему вандализм, которого так страшилась Луиза, не может произойти и теперь уже точно не произойдет.

— Так что, как видишь, тебе больше незачем здесь оставаться, — утешала она девочку.

Луиза с жадностью слушала. Она медленно кивнула, внезапно растерявшись оттого, что груз ответственности сброшен и теперь ей уже не на чем сконцентрировать волю и не на что отвлечься от чувства свирепого голода, который она вдруг ощутила с такой силой, что обхватила себя руками и поежилась. Катрин сразу все поняла. Эти признаки голода были слишком характерны для города, где сотни людей перебивались без работы. Она вздохнула.

— Пойдем-ка ко мне, Луиза Вернье, — предложила Катрин, снова поднимая фонарь и коробку. — Хоть чем-нибудь накормлю тебя. — Ей было не очень-то удобно приводить к себе домой незнакомых людей, но хотелось хоть как-то исправить ту неоправданную жестокость, с какой она обрушилась на ребенка. К тому же она прекрасно помнила, как сама потеряла мать, будучи лишь на несколько лет старше самой Луизы, и какое это было мучительное время. — Сегодня переночуешь в тепле, у печки, — прибавила она.

Личико Луизы засияло, она мгновенно оживилась, подобрала свой узелок с пожитками и настояла на том, чтобы нести вещи своей благодетельницы. Чудо из чудес — ее собираются приютить и накормить. При свете фонаря она радостно засеменила рядом с женщиной.

От Катрин не укрылось выражение восторга на лице ребенка, и ей это не понравилось. Теперь личико девочки разгладилось, выражение страха и отчаяния исчезло, а глаза заблестели. Лучше всего прямо сейчас все прояснить.

— Я смогу приютить тебя только на одну ночь. Утром тебе придется уйти. — Катрин погрозила пальцем. — И не вздумай потом попрошайничать под моей дверью.

— Хорошо, мадемуазель.

Катрин решила объяснить девчонке, почему так поступает:

— В алльском квартале, где я выросла, мы всегда помогали нуждающимся, но тех, кто снова начинал клянчить, считали паразитами и прогоняли. Понятно?

— Да, мадемуазель.

«Какая смирная. Просто паинька». И Катрин милостиво назвала свое имя:

— Меня зовут Аллар. Катрин Аллар.

— Приятно познакомиться, мадемуазель Аллар.

— Хм. — И Катрин снова искоса взглянула на нее. — Твоя мать, несомненно, обучила тебя хорошим манерам. Это тебе пригодится. Если ты немного приведешь себя в порядок и обратишься в какой-нибудь монастырь, у тебя будет шанс стать послушницей. Если нет, то можно будет пойти в какой-нибудь приют, хотя я слышала, что в наше трудное время там столько детей, что начальство не знает, куда их девать.

Они уже дошли до дальних ворот и, торопясь поскорее перейти через площадь (чтобы не натолкнуться на какую-нибудь пьяную драку), Катрин даже не заметила, что девочка промолчала. Луиза лихорадочно соображала, что ответить, она не собиралась обращаться в какое-либо учреждение, это не входило в ее грандиозные планы. Она уже давно решила, что станет портнихой. С самых ранних лет ее учили шить, как и любую девочку, чья мать занималась шитьем, педантично давая ей все более сложные задания, которые она успешно выполняла. Девочка шила и вышивала с таким же увлечением, с каким играла в куклы. Они с матерью решили, что Луиза станет зарабатывать этим себе на жизнь. Поэтому мадемуазель Катрин представлялась ей жизненно важным звеном на пути к осуществлению ее мечты, и Луиза решила во что бы то ни стало остаться у нее.

Они дошли до ряда высоких деревянно-кирпичных домов в Соломенном переулке, где жила Катрин. Как и сотни других женщин, зарабатывавших себе на жизнь шитьем, она снимала дешевую квартиру под самой крышей, так как получала ничтожно низкое жалованье. Катрин освещала фонарем обшарпанные ступени, пока они с Луизой поднимались по лестнице. Мансарда, которую занимала Катрин, была просторней и вместительней других помещений, за которые взимали, однако, такую же арендную плату, поэтому она и не съезжала отсюда.

— Ну вот мы и пришли. — Катрин вставила ключ в замок, но дверь оказалась незапертой, и она тихо застонала от счастливого удивления. Пройдя вслед за ней, Луиза увидела при свете фонаря, что стропила крыши спускаются под острым углом, образуя большую клиновидную комнату, служившую одновременно кухней и гостиной. Катрин в радостном предвкушении бросилась к двери в спальню и широко распахнула ее. Струившийся из спальни свет лампы выхватил на пороге комнаты ее силуэт.

— Марсель, дорогой! — воскликнула она, задыхаясь от любви.

Луиза, вытянув шею, увидела, что на кровати сидел мужчина в шелковой рубашке, гораздо моложе Катрин, и читал газету, которую тут же отложил. Его мальчишеские черты омрачились, а полные губы недовольно скривились.

— Ты опоздала, — грубо проговорил он в ответ на ее приветствие. — Обычно к этому часу ты уже давно дома.

— Да-да. Я знаю. Просто мне выпала возможность взять кое-что на дом до завтрашнего дня, поэтому я задержалась. Если бы я только знала, что ты придешь… — Она замолчала, снимая чепчик и стаскивая с плеч шаль, и, резко обернувшись, шепотом приказала Луизе: — Зажги там свечу и найди себе что-нибудь поесть. Я буду развлекать молодого человека еще долго. В шкафу найдешь покрывало. — И она скользнула в спальню и, притворив за собой дверь, закрыла ее на задвижку.