Врата Шамбалы - Наиль Ахметшин

Американский дипломат и путешественник В.В. Рокхилл, побывавший в Восточном Тибете и провинции Сычуань в 1889 г., упоминал пять соргов кирпичного чая, который ввозили в Тибет из внутренних районов Китая. Кроме них изготавливали еще некоторое количество чая высшего сорта, который также прессовали в форме кирпичей. Этот чай обычно посылали в качестве подарка от императора далай-ламе и панчен-ламе; его употребляли также некоторые из высокопоставленных китайских чиновников, но в продажу он никогда не поступал. В кирпичах первого сорта не было ни кусочка дерева, он целиком состоял из листьев темно-коричневого цвета. С двух сторон каждого кирпича докладывали немного чая высшего сорта: имел лучший аромат и для надлежащего настоя его требовалось значительно меньше, чем чая других сортов, поэтому первосортный чай пили все, кому позволяли средства.

Второй сорт чая прессовали кирпичами примерно той же величины и такого же веса, как и первый сорт, но по качеству существенно ниже. Листья, из которых его делали, были зеленоватого либо желтого цвета. Чай второго сорта оказывался не столь ароматным и его уходило гораздо больше, чем первосортного чая, для получения настоя одинаковой крепости. Недобросовестные купцы иногда сбывали его неопытным покупателям вместо «го-ман-чжу-ба» (тибетское название чая первого сорта) или подкладывали несколько таких чайных кирпичиков к партии более качественного чая.

Третий сорт (тиб. «жие-ба») уступал первому, но тем не менее он был значительно лучше чая второго сорта. Делали его из листьев с небольшой примесью верхушек маленьких веточек, имевших темно-желтый цвет. Этот чай получил самое широкое распространение в Тибете, зачастую даже не только как напиток, но и как меновая единица, своеобразный суррогат денег. Местные жители при купле-продаже определяли цену того или иного товара в чайных кирпичиках. Жалованье рабочим и прислуге также выплачивали чаем.

Четвертый сорт, произведенный наполовину из листьев, наполовину из веточек чайного куста, смешанных вместе, редко использовался и как напиток, и как меновая единица. Чай низшего, пятого сорта делали почти исключительно из веточек, остававшихся при подрезке чайных кустов, к которым прибавляли, да и то не всегда, чайные листья в весьма ограниченном количестве. Поэтому тибетцы вполне справедливо называли его «шин-джа» (деревянный чай). Чай толкли в ступе и в размельченном виде употребляли для заварки. Иногда его использовали и в качестве денежного знака; он был значительно тяжелее кирпичного чая третьего сорта и в этом отношении имел перед ним некоторое преимущество.

Выпив не один десяток чашек тибетского чая разных сортов, должен честно признаться, что угощение на самом деле так себе, но ощущение сытости остается надолго. Европейцы относились и относятся к его вкусу по-разному. «В кирпичах попадаются иногда камешки, щепки бамбука и т. п. Кирпичный чай обыкновенно варят на воде и прибавляют сюда молока, масла, соли, иногда пшеничной муки. Настой золотника (1 золотник равен 4,26 г. — Н.А.) в полуфунте воды имеет густой красный цвет, неприятный вяжущий вкус с запахом гнилости, который происходит от самого свойства чая, а не от приготовления. На поверхности настоя всплывает какая-то жирная и нечистая пена, которая, по словам китайцев, происходит от клейких безвредных веществ, употребляемых для соединения чайных листьев в плотные плитки. Судя по свойствам этого чая и по уверению многих, он приготовляется из листьев старых, поврежденных и нечистых, которые бросаются при производстве чаев лучшего качества, и из веток чайного дерева. Все это кладется в форму, связывается клейким веществом, сжимается и сушится. По словам других, на делание кирпичного чая употребляются листья чайного дерева, растущего в низменных местах, где листья его не имеют того вкуса, который нужен для хороших чаев» (А.К. Корсак).

Л.A. Уоддел, участвовавший в военной операции англичан на «Крыше мира» в 1903–1904 гг., писал: «Тибетец целый день пьет чашки „масляного“ чая, в сущности представляющего собой суп или бульон. Чай этот делается с прогорклым маслом; в него бросаются катышки теста и прибавляется немного соли; этот декокт (отвар из лекарственных растений. — Н. А.) был неизменно отвратителен для всех нас, хотя, конечно, он очень полезен, потому что не только служит подкрепляющим горячим питьем на холоде, но и отвращает опасность от некипяченой воды в той стране, где так много болотистых пространств».

А вот Егор Федорович Тимковский (1790–1875 гг.) — русский дипломат и путешественник — отзывался о нем весьма положительно: «Я пивал кирпичный чай того и другого приготовления (с поджаренной на масле мукой и без нее. — Н.А.) и нашел оный довольно вкусным, по крайней мере весьма питательным: все зависит от искусства и опрятности повара». Видный исследователь Центральной Азии Петр Кузьмич Козлов (1863–1935 гг.) во время Монголо-Сычуаньской экспедиции (1907–1909 гг.), в ходе которой, к слову сказать, был найден погребенный песками древний город Хара-Хото, докладывал: «Кирпичный чай, приправленный солью, молоком и маслом, вначале кажется противным, но я уже достаточно привык к этому азиатскому напитку и с аппетитом поглощал чашку за чашкой…» (из письма в Главное управление Генерального штаба царской армии).

Специалисты единодушно отмечали, что снабжение тибетского населения кирпичным чаем порой позволяло Китаю полностью контролировать местный рынок. Востоковед Н.В. Кюнер, опубликовавший в начале XX в. капитальный труд «Описание Тибета» (в двух частях), утверждал: «Предпочтение, оказываемое тибетцами китайскому чаю, затрудняет индийскому чаю успешное соперничество с китайским, тем более что исключительная политика китайского правительства по отношению к чайной торговле в Тибете создала китайскому чаю монопольное право распространения на тибетском рынке и закрыло доступ в страну продукту индийских чайных плантаторов…

Благодаря огромному и постоянному спросу на чай, чайная торговля между Китаем и Тибетом находится в самом цветущем состоянии. Развитию ее способствует и применяемый в некоторых случаях принудительный способ сбыта этого продукта через посредство низших китайских чиновников и чинов китайского гарнизона на китайской окраине, которым содержание выдается взамен наличных денег чайными кирпичами… Правда, чайный кирпич в этих местностях имеет определенную ценность общеупотребительного менового посредника; тем не менее эта замена денег чаем является, несомненно, выгодной для заинтересованного в чайном производстве и чайной торговле китайского правительства…»

Чай быстро пришелся по вкусу кочевникам Тибета: ведь он оказывал благоприятное воздействие на процесс переваривания жирной мясомолочной пищи, составлявшей повседневный рацион местного населения. По мере того как потребление напитка все больше входило у тибетцев в привычку, они стали обменивать на него своих лошадей, в которых остро нуждался императорский Китай. В результате возник древний торговый путь, известный под названием «Чай в обмен на лошадей» (кит. Чама гудао).

При династии Южная Сун (1127–1279 гг.) ежегодно на чай обменивалось от 10 до 20 тыс. лошадей. В летописном своде «История Мин» (кит. «Мин ши») (XIV–XVII вв.) говорится: «Тибетцы любят кумыс, однако, не имея чая, они страдают так, что от этого могут заболеть. Поэтому со времени династий Тан и Сун обмен чая на лошадей использовался для подчинения цянов и жунов. В эпоху же Мин контроль над ними стал еще более строгим».