Трагедия Белого Юга. 1920 год - Николай Карпов

Безусловно, роль офицеров старой армии, перешедших на службу к красным, преуменьшать нельзя. В 1920 г., по советским источникам, они составляли ни много ни мало — 37% командного состава РККА. Немалый вклад, к примеру, внесли в создание военной организации советского государства такие генералы и офицеры бывшей царской армии, как М.Д Бонч-Бруевич, И.И.Вацетис, А.И Егоров, С.С Каменев, Д.М. Карбышев, А.И Корк, Б.М. Шапошников, Н.Н. Петин, А.А. Свечин, и этот список можно было бы продолжить. Однако такого уровня военных профессионалов в Красной Армии было все же ограниченное количество. Большинство составляли выходцы из унтер-офицеров и младшего офицерского состава. Известный русский эмигрант-историк И. Горяинов, как бы возражая тем, кто и будучи в эмиграции продолжал называть бывших офицеров Генерального штаба творцами победы большевиков, в своем труде «Красная гвардия и Красная армия» по этому поводу, писал: «В среде российской эмиграции царит мнение, что большинство офицеров Генерального штаба пошло на службу в Красную Армию. В различных органах печати назывались даже цифры 80— 70—60 процентов. Это ужасная клевета на старый Генеральный штаб. Конечно, были среди них карьеристы и изменники, перешедшие на службу добровольно, — таких единицы. Другие мобилизованы. Но и тех и других было всего 20—22 процента от общего числа офицеров Генерального штаба. К 15 мая 1920 г. в Красной Армии служило 282 офицера Генерального штаба, то есть — 20,3% от общего состава».

Преувеличивать роль офицеров старой армии нельзя хотя бы потому, что всегда последнее слово при разработке плана боевой операции оставалось не за военным специалистом, а за комиссаром. Нужно также иметь в виду, что военспец, если он не был коммунистом, был устранен от политической работы в Красной Армии, тогда как в белой — наоборот, эти функции возлагались полностью на офицеров и генералов. И в этом кроется один из источников поражения Белого движения, так как белое офицерство в политическом плане было очень уязвимо. Но такой вывод к тем, кто проиграл войну, пришел не сразу.

Вскоре после ее окончания известный военный историк-эмигрант профессор И. Курганов по этому вопросу опубликовал свои выводы и с ними трудно не согласиться. «Было ли офицерство подготовлено к политической борьбе с коммунизмом? — спрашивает Курганов, и сам же отвечает. — В огромном большинстве случаев нет. Это не их вина, а их беда. В военно-учебных заведениях, готовивших офицерские кадры, политическим вопросам никакого внимания не уделялось и офицеры в политических, особенно социально-экономических вопросах разбирались, как правило, очень плохо. Полная политическая неподготовленность была характерной для всех царских офицеров, служивших во время Гражданской войны, как в белой, так и в Красной армии. Но если это так, то, казалось бы, что во время Гражданской войны ни та, ни другая армия преимуществ в политической борьбе не имели. Но это не так. Положение царских офицеров в Красной и белой армии было различным. В Красной армии офицеры выполняли чисто военные функции и от политической работы были полностью отстранены. Политикой в Красной армии занималась только партия. В белой армии царские офицеры, занимавшие руководящие должности, во многих случаях выполняли не только военные, но и политические функции, причем, чем выше должность офицера, тем выше удельный вес его политических полномочий. Таким образом, — делает вывод И. Курганов, — в Гражданской войне политическая борьба шла между коммунистической партией и ведущими офицерами белой армии. С точки зрения политической квалификации — это совершенно неизмеримые величины».

Общеизвестно также, что члены первого Совета Народных Комиссаров были в политическом отношении исключительно подготовленными людьми. Американский писатель А.Р. Вильямс говорил, что: «Первый Совет Народных Комиссаров — если основываться на количестве книг, написанных его членами, и языков, которыми они владеют, — по своей культуре и образованности были выше любого кабинета министров в мире». Таким образом, у белых офицеров даже самого высокого ранга добиться победы у образованнейших людей, посвятивших свою жизнь изучению социально-политического положения России, закаленных в политической борьбе, никаких шансов не было и это стало одной из причин их поражения.

На поверхности лежит и еще один не утешительный для Белого движения вывод. Его вожди, как и подавляющее большинство офицеров, будучи наделенными не только военной, но и политической властью, не смогли воспользоваться ею, чтобы привлечь на свою сторону большинство народа, особенно крестьян. Офицеры и генералы совершенно не были готовы к работе с сельским населением. А ведь Гражданская война шла в стране, где 82% народа составляли именно оно. Вот только один, но показательный пример. Рота марковцев заняла хутор... Крестьяне попросили рассказать им о белой армии. Ротный командир предложил хуторянам собраться через два часа, а пока пригласил к себе наиболее развитых офицеров и попросил их посоветовать ему, что сказать людям. Один офицер заявил, что все эти разговоры «не наше дело», так как армия находится вне политики. Другой сказал, что нужно просто посоветовать крестьянам, чтобы они не верили обещаниям большевиков, добавив при этом, что «наши обещания» ему тоже не ясны. Третий предложил вести разговор о хорошей и плохой земле, о трудолюбивых и ленивых крестьянах. Четвертый на удивление всех стал излагать свое понимание марксизма. Командир роты, приготовив лист бумаги для составления тезисов своего выступления, так ничего и не записал. На собрании он говорил крестьянам о том, что в стране нужен порядок и белая армия его наведет. Когда он вернулся к своим, его спросили: «Говорили ли вы о помещиках?» — «Слава Богу, — ответил командир роты, — такой вопрос был бы убийственным для меня».

Почему же именно такого вопроса боялся этот, наверняка не робкого десятка, офицер. Дело в том, что по земельному вопросу, и особенно о помещичьем землевладении у белого командования четкой платформы выработано не было. Немало офицеров и сами были выходцами из помещичьих семей. Профессор Н.К. Соловьев по этому поводу писал: «Не на рабочих должна была быть наша главная ставка, а на крестьянство, и эту то ставку мы и не смогли сделать вовремя и достаточно смело. ... Бывали вопиющие случаи покровительства помещикам и преследования крестьян. Деникин издавал даже по этому поводу особые приказы. Но самая возможность таких явлений объяснялась, как мне кажется, тем, что у нас на самом верху не было простого и ясного земельного лозунга, которому можно было бы подчинить действия власти, а было медленное сочинение отвлекающих схем».

О расплывчатости, а по большей части об отсутствии у вождей Белого движения политических ориентиров говорили не только рядовые и офицеры, но и генералы. Достаточно определенно высказался по этому поводу бывший командующий Кубанской армией генерал А .Г. Шкуро. «Смешно сказать, — вспоминал он, — но приходилось искать добровольческую идеологию в застольных спичах и речах, произнесенных генералом Деникиным по тому или другому случаю; простое сравнение двух-трех таких «источников» убеждало в неустойчивости политического мировоззрения их автора и в том, что позднейший скептицизм и осторожность постоянно аннулировали первоначально обещанное».

Здесь уместно привести откровения еще одного, не менее известного генерала, бывшего в одно время главой всей военной и гражданской власти в Крыму, Я.А. Слащова. «Тогда я ни во что не верил, — пишет он. — Если меня спросят за что я боролся и каково было мое настроение, я чистосердечно отвечу, что не знаю... Не скрою, что в моем сознании иногда мелькали мысли о том, что не большинство ли русского народа на стороне большевиков, — ведь невозможно же что они и теперь торжествуют благодаря лишь немцам и т.п. Но эти мысли я как-то трусливо сам отгонял от себя и противопоставлял им слухи о восстаниях внутри России и т.п. Это было ужасное время, когда я не мог сказать твердо и прямо своим подчиненным, за что я борюсь».