Танцор у гроба - Джеффри Дивер

Сквозь треск атмосферных разрядов снова раздался голос авиадиспетчера.

— «Чарли Джульетт», снижайтесь до четырех тысяч. Курс прежний.

— Принято, Чикаго, — ответил Тим. — «Чарли Джульетт» снижается с восьми до четырех тысяч.

Карни переключил частоту радиостанции.

— Вызываю компанию, — ответил он на вопросительный взгляд Тима.

Связавшись с Тэлботом, Карни попросил его переключить вызов к нему домой. Ожидая соединения, он начал под руководством Тима осуществлять предпосадочную подготовку.

— Отклонить закрылки на двадцать градусов.

— Закрылки на двадцать градусов… есть.

— Проверить скорость.

— Сто восемьдесят узлов.

Когда Тим заговорил в микрофон: «Чикаго, „Чарли Джульетт“ прошел пятую отметку, приближается к четвертой», Карни услышал гудки.

Ну же, Перси, сними трубку! Где же ты?

Пожалуйста…

Раздалась команда диспетчера:

— «Чарли Джульетт», снижайте скорость до один-восемь-ноль. Связывайтесь с диспетчером аэропорта. Всего хорошего.

— Принято, Чикаго. Один-восемь-ноль узлов. До свидания.

Третий звонок.

Проклятие, где она? Что случилось?

Пустота в груди росла.

Турбовентиляторные двигатели запели скрипучую песню. Застонала гидравлика. В наушниках трещали далекие грозовые разряды.

— Закрылки на тридцать градусов, — приказал Тим. — Выпустить шасси.

— Закрылки на тридцать градусов… есть. Выпустить шасси… есть, все три стойки.

И тут, наконец, в наушниках раздался резкий щелчок. Голос его жены произнес:

— Алло!

От облегчения Карни рассмеялся вслух.

Он начал было говорить, но тут самолет встряхнуло так сильно, что за долю секунды взрывная волна сорвала громоздкий шлемофон с его головы, швырнув обоих пилотов в приборную панель. Вокруг посыпались искры.

Оглушенный Карни машинально схватился левой рукой за штурвал, забыв, что тот онемел, — самолетом управлял Тим. Он повернулся к напарнику как раз в тот момент, когда его окровавленное обмякшее тело исчезло в зияющей дыре в обшивке.

— О господи, нет… нет…

Но тут вся кабина, оторвавшись от разваливающегося самолета, подпрыгнула вверх, оставив позади фюзеляж, крылья и двигатели, превратившиеся в огненный шар.

— Перси, — прошептал Карни, — Перси…

Но у его губ больше не было микрофона.

Огромные как астероиды, цвета слоновой кости песчинки светились на экране компьютера. Мужчина сидел, подавшись вперед, напрягая до боли шею, прищурившись, но не от проблем со зрением, а потому, что так было легче сосредоточиться.

Где-то далеко прогремел гром. Утреннее небо приняло желтовато-зеленоватый оттенок, вот-вот должна была разразиться гроза. По сообщениям синоптиков, такой дождливой весны еще не было.

Песчинки…

— Увеличить, — приказал мужчина, и изображение на экране послушно стало вдвое крупнее. Как странно…

— Курсор вниз… стоп.

Он снова наклонился вперед, напряженно вглядываясь в экран.

Ничто так не радует криминалиста, как песок, думал Линкольн Райм: каменные крупинки, иногда смешанные с другими материалами, размером от 0,05 до 2 мм (меньше — это пыль, больше — гравий). Песок цепляется к одежде преступников не хуже свежей краски, а затем словно по заказу осыпается на месте преступления и в логове преступника, позволяя провести ниточку от убитого к убийце. Кроме того, песок может многое поведать о тех местах, где бывал подозреваемый. Мутные песчинки встречаются в пустыне. Прозрачные — на морском берегу. Амфибол означает Канаду. Обсидиан — Гавайи. Кварц и магматические породы — это Новая Англия. Гладкий магнитный железняк серого цвета — западное побережье Великих озер.

Но вот откуда взялись именно эти песчинки, Линкольн Райм не имел понятия. В районе Нью-Йорка песок состоит в основном из кварца и полевого шпата. На берегах пролива Лонг-Айленд он каменистый, на Атлантическом побережье — мелкий как пыль, у Гудзона смешан с глиной. Но эти песчинки были белыми, остроугольными, сверкающими; среди них встречались крошечные красные шарики. А это что за колечки? Белые каменные колечки, похожие на микроскопические кусочки кальмаров. Райм никогда не встречал ничего похожего.

Заинтригованный этой загадкой, криминалист не мог оторваться от компьютера до четырех часов утра. Наконец, он был вынужден отослать образец песка коллеге в лабораторию ФБР в Вашингтоне. Сделал он это скрепя сердце. Линкольн Райм ненавидел, когда его задачи решал кто-то другой.

Какое-то движение за окном над кроватью. Райм повернулся в ту сторону. Его соседи, соколиная пара, проснулись и собрались вылететь на охоту. Голуби, берегитесь! Уронив голову, Райм пробормотал: «Проклятие!», имея в виду не отчаяние от невозможности справиться с упрямыми уликами, а недовольство незваными гостями.

На лестнице послышались торопливые шаги. Том открыл дверь, но Райм сейчас никого не хотел видеть.

— О боже, только не сейчас! — недовольно буркнул он, поворачиваясь к двери в прихожую.

Но гости, разумеется, этого не услышали, а если бы и услышали, то все равно не остановились бы.

Их двое…

Один грузный, ступает тяжело. Другой нет.

Отрывистый стук в открытую дверь, и они вошли.

— Привет, Линкольн.

Райм проворчал что-то невнятное.

Тяжелые шаги принадлежали Лону Селитто, следователю первого разряда полиции Нью-Йорка. За ним семенил его напарник, худощавый молодой парень Джерри Бэнкс в элегантном сером костюме. Джерри обильно полил свою гриву лаком, Райм уловил запахи пропана, изобутана и ацетата винила, но волосы все равно упрямо топорщились во все стороны.

Крепыш Селитто обвел взглядом комнату второго этажа, имевшую размер двадцать на двадцать футов. На стенах никаких украшений.

— Линк, никак не могу понять, что с комнатой?

— Ничего.

— О, я понял — здесь стало чисто, — сказал Бэнкс и сразу же осекся.

— Конечно, чисто, — подтвердил Том, как всегда, в безукоризненно отутюженных светло-коричневых брюках, белой рубашке и пестром галстуке, который Райм находил вызывающе безвкусным, несмотря на то, что сам заказал его по каталогу для своего помощника. Том работал у него уже несколько лет, и хотя Райм дважды выгонял его, а один раз он уходил сам, криминалист трижды снова приглашал невозмутимого санитара-помощника. Том разбирался в спинномозговых травмах не хуже врача-специалиста, а полученных от Линкольна Райма познаний в области криминалистики хватило бы, чтобы из него получился неплохой сыщик. Но молодой человек довольствовался должностью, обозначенной страховой компанией как «помощник по уходу за инвалидом», хотя этот термин не нравился ни Райму, ни самому Тому. В зависимости от настроения криминалист называл помощника «наседкой» или «Немезидой», и оба этих обращения несказанно радовали Тома.