Худший ученик - Валери Ватель

Но почему? Почему ты это сделала? — от шока я даже внутренне перестаю называть её как обычно на «вы».

Дальше я помню только то, что гнев сменялся яростью, ярость закипала в бешенство, а бешенство сжималось в горе. К ночи в голове осталась только пустота. Тогда я уже даже понимал, почему она это сделала, но одновременно не понимал. Не понимал, как она могла просто взять и отказаться от меня. Неужели моя политическая позиция, всего лишь мои посты на стене могли перечеркнуть несколько лет тесного общения, могли стереть в порошок связь «ученик — учитель»?

— Ну а чего ты ожидал? — вывел из раздумий меня голос подруги-одноклассницы, хорошо знакомой с моей драгоценной женщиной в жизни, — она директор, часть этой государственной системы. Помнишь, когда мы учились, ее в Заксобрание приглашали?

А и правда, чего я ожидал? Честно говоря, вообще ничего, потому что о таком я подумать просто не мог. Когда кажется, что люди вокруг тебя поступают по-другому, резко меняются, ты их винишь. Но, может, это не они меняются, а ты стал настолько другим в их системе координат, что не вписываешься со своей риторикой в их жизнь? Как бы ни была проста реальность, как бы ни был очевиден ответ, я просто не мог его принять. И не мог смириться с такой данностью уже месяц, поэтому пришел поговорить с кем-то об этом.

— Или вспомни, — продолжила она, — как директриса заводила роман и изменяла своему мужу с депутатом нашего района, чтобы заполучить финансирование для школы? Или как мы с тобой гадали, способствовала она фальсифицированию выборов или нет? Ты думаешь, такой человек мог иметь какое-то другое мнение? Ты свои посты видел вообще?

«Хм, а я, оказывается, умею ревновать», — пронеслась в моей голове мысль, когда посреди груди как будто прижгло раскаленным железом после слов об её отношениях и грехах. Даже слушая напрямую о них, без увиливаний и преуменьшений, я все равно видел её прекрасным, безупречным и непорочным ангелом. Ничто не могло перебить её этот бесконечно светлый образ в моей памяти. В какой-то степени я начал ей даже завидовать, ведь будь этот мой внутренний всепрощающий голос в голове живым человеком — это был бы лучший адвокат, очистивший её от всех преступлений. Настолько была мощной сила его убеждения.

Первый месяц я повторял себе, что никогда к ней не вернусь, никогда ей не напишу и не спрошу «почему?», ведь всё это будет унижением. А я, итак, раньше много перед ней унижался. Может наша школьная жизнь и текла мирным чередом, но как только её что-то во мне не устраивало, как только я делал шаг влево или вправо, заявлял своё мнение, красил волосы в фиолетовый, она переставала быть прекрасной синей птицей в моих руках. Думая о том, кем же она становилась, я не мог подобрать метафору, ведь даже оставленный и забытый ею, не мог представить её монстром. Но она уже не раз до этого делала мне больно, не раз мне приходилось прогибаться под её мнение, идти к ней на поклон, быть удобным, чтобы быть любимым. Просто тогда я этого не осознавал и не хотел осознать.

Но это был лишь первый месяц. А дальше этот внутренний адвокат дьявола искал ей сотни оправданий, капал мне на мозг, бесконечно прокручивая нить размышлений, объясняя её молчание и её отказ от меня лишь как случайность, как недопонимание, как недомолвки, которые можно обернуть вспять. И эта неопределенность сжирала всю мою уверенность не отступать и не унижаться.

Эта мысль преследовала меня как тень. Каждый день она витала перед глазами, а я больше не мог встречать тему учителя и ученика в жизни и творчестве без еканья в сердце. Не мог спокойно смотреть, как друзья общаются со своими школьными учителями. К тому же я понял, как много её следов осталось до сих пор со мной в моём быту прямо здесь, под боком. Даже старая любимая флешка, которой я всегда пользовался, была её подарком. Многие места в городе теперь принадлежали ей, потому что мы когда-то там бывали вместе, а белые проезжающие мимо «Форды» на улице заставляли судорожно смотреть на их номерной знак. Но хуже всего оказалось с запахами. Я и не думал, как много ненавязчивых запахов может быть связано со школой, а обычное курение людей на улице может напоминать ту смесь аромата цветочных духов и тонких сигарет, которые она курила. Она, её образ, стали моим наваждением, незримо преследуя днем, когда я запрещал себе любить её, и беспощадно являясь ночью в сновидениях, где я был абсолютно беззащитен перед чувствами.

Тогда я задавал себе вопрос: «Почему я ушел? Почему сбежал от неё и не возвращался к ней столько времени?». По сути, я исчез почти сразу после выпуска из школы, а ведь она тогда желала, чтобы я не забывал о ней. А я и не забывал. Просто мой путь был так извилист и так неудачен, что я боялся прийти и разочаровать мою драгоценность, увидеть, как исчезает улыбка на её лице. Но ещё больше я боялся разочароваться в ней сам. Боялся, что если это божественное очарование ею спадет, то что я увижу? Кого? Если это будет не ангельская сущность, сидящая в башне из слоновой кости, а обычная уставшая женщина со своими пороками и заблуждениями, с первыми проступающими морщинами и закрашенной сединой, буду ли я так же её любить?

И только сейчас, после того как она бросила меня, я смог ответить — буду. И это был худший ответ. Все эти года я будто бы не замечал, что она, такая сильная и гордая, всегда занимала часть моего сердца, как вредная привычка, укоренившаяся настолько, что выдрать её оттуда казалось невозможным. Она будто была частью моей личности, слепив в подростковые года меня таким, каким хотелось ей самой. И теперь, на сегодняшний день мне казалось, будто её изящные и такие знакомые руки незримо сжимают моё сердце в тиски, стирая его в пыль и забирая моё стремление к свободе.

И вот после трех месяцев неуютных скитаний этот достопочтенный блудный пес, то есть я, пришел в бар. Не то чтобы я хотел или нуждался в том, чтобы глушить мою боль в алкоголе, скорее просто уже больше не мог оставаться наедине с собственными мыслями. Внутренний адвокат довел мою ненормальную зависимость до предела, будто кто-то выкрутил переключатель громкости на максимум, и осознание моей проблемы просто оглушало. Пока жизнь вокруг неслась