Тарантул - Тьерри Жонке

Через час он оставил ее и ушел, не забыв тщательно запереть на два оборота все три дверных замка квартиры. Вернувшись в собственную комнату, он разделся и долго рассматривал в зеркале свое серое отражение. Он улыбнулся своему изображению, седым волосам, многочисленным глубоким морщинам, избороздившим лицо. Он протянул прямо перед собой раскрытые ладони, закрыл глаза и изобразил жестом, будто разрывает какой-то невидимый предмет. Улегшись в постель, он много часов подряд ворочался, пока наконец не заснул уже под утро.

У Лины, служанки, был выходной, и в это воскресенье завтрак готовил Роже. Он долго стучал в дверь спальни Ришара, пока тот наконец не отозвался.

Ришар с аппетитом позавтракал, откусывая крупные куски свежего круассана. Настроение у него было радостное, почти игривое. Он натянул джинсы, легкую рубашку, мокасины и пошел прогуляться по парку.

По поверхности пруда плавали лебеди. Они как раз приблизились к берегу, когда из-за кустов сирени показался Лафарг. По обыкновению, он бросил им горсть хлебных крошек, и, подманив таким образом, присел на корточки и покормил их с ладони.

Затем он гулял по парку; цветочные клумбы выделялись яркими пятнами на зеленом пространстве свежеподстриженного газона. Он направился к бассейну, водоем метров в двадцать длиной был устроен в глубине парка. Улица и соседние дома были скрыты от посторонних глаз довольно высокой стеной, полностью закрывающей владения.

Он закурил сигарету (табак он предпочитал светлый), выпустив кольцо табачного дыма, рассмеялся и направился обратно к дому. В буфетной Роже уже поставил на стол поднос с завтраком для Евы. Оказавшись в гостиной, Ришар нажал кнопку домофона и во все легкие выкрикнул: «ЗАВТРАК! ВСТАВАЙ!»

Затем поднялся на второй этаж.

Отперев многочисленные засовы, он прошел в спальню; Ева все еще спала в большой кровати с балдахином. Ее бледное лицо было с трудом различимо на простынях, а каштановые волосы, густые и вьющиеся, выделялись темным пятном на светло-сиреневой атласной наволочке.

Лафарг присел на край постели, поставил перед Евой поднос. Она едва притронулась к стакану с апельсиновым соком и надкусила гренок, политый медом.

— Сегодня двадцать седьмое, — начал Ришар. — Это последнее воскресенье месяца. Вы не забыли?

Не глядя на Ришара, Ева слабо кивнула. Глаза ее были пусты.

— Ну что ж, — произнес он, — выходим через сорок пять минут.

И покинул квартиру. Вновь оказавшись в гостиной, он приблизился к домофону и прокричал:

— Я сказал, через сорок пять минут, понятно?

Ева сжалась, заслышав голос, многократно усиленный колонками.

«Мерседес» ехал три часа по автостраде, прежде чем свернуть на извилистую дорогу местного значения. Нормандская деревня впала в оцепенение под лучами палящего летнего солнца. Ришар выпил содовой и предложил освежиться Еве, которая дремала, прикрыв глаза. От протянутого стакана она отказалась. Он закрыл дверцу маленького холодильника.

Роже вел быстро, но при этом достаточно осторожно. Вскоре он припарковал «мерседес» у входа в какой-то замок на краю небольшой деревушки. Островок очень густого леса примыкал вплотную к имению, крайние постройки которого, огражденные решеткой, располагались рядом с первыми деревенскими домами. Несколько человек на крыльце наслаждались солнечным теплом. Меж ними сновали женщины в белых халатах, держа в руках подносы с разноцветными пластиковыми стаканчиками.

Ришар и Ева поднялись по ступеням лестницы, ведущей к парадному входу, затем направились к окошку регистратуры, за которым восседала величественная дама. Она улыбнулась Лафаргу, пожала руку Еве и по внутренней связи вызвала санитара. Следуя за ним, Ева и Ришар поднялись в лифте на четвертый этаж. Прямой коридор открывал длинную перспективу, несколько десятков ниш, в которых виднелись двери с прямоугольными окошечками из полупрозрачного пластика. Санитар, не говоря ни слова, открыл седьмую дверь по коридору налево от лифта.

Посторонившись, он пропустил посетителей.

На кровати сидела женщина, женщина очень молодая, несмотря на морщины и сгорбленные плечи. Она являла собой невыносимо тягостное зрелище преждевременной старости, прорезавшей глубокие борозды на ее еще детском лице. Всклокоченные нечесаные волосы сбились в клубок, из которого торчали беспорядочные пряди. Вылезшие из орбит глаза бессмысленно вращались. Кожа была покрыта черными струпьями. Нижняя губа спазматически вздрагивала, а тело медленно раскачивалось, взад-вперед, взад-вперед, размеренно, как стрелка метронома. На ней была лишь прямая рубашка из синего полотна, без карманов. Ноги в шлепанцах с помпонами безжизненно болтались, как у тряпичной куклы.

Казалось, она даже не заметила, что в комнату кто-то вошел. Ришар сел рядом на кровать и, взяв за подбородок, повернул ее лицо к себе. Женщина не противилась, но ни в выражении ее лица, ни в жестах не было даже намека на то, что она хоть что-то чувствует, что испытывает какие-либо эмоции.

Ришар положил ей руку на плечо и привлек к себе. Покачивание прекратилось. Ева, стоя рядом с ними, разглядывала пейзаж за окном, забранным массивной решеткой.

— Вивиана, — прошептал Ришар, — Вивиана, милая моя…

Внезапно он вскочил, схватил Еву за руку. Он заставил ее повернуться к Вивиане, которая вновь стала раскачиваться, устремив куда-то в угол застывший взгляд.

— Дай ей… — велел он, задыхаясь.

Ева открыла сумочку и достала коробку шоколадных конфет. Она наклонилась к кровати и протянула коробку Вивиане.

Та резко схватила ее, мгновенно разорвала крышку и, давясь, стала жадно поедать конфеты одну за другой, пока не прикончила все. Ришар, оторопев, смотрел на нее.

— Ну хватит, — выдохнула Ева.

Она легонько подтолкнула Ришара к двери. Санитар ждал в коридоре; он тщательно запер дверь, в то время как Ева и Ришар направлялись к лифту.

Перед уходом они вновь подошли к окошку, и Ришар обменялся парой фраз с регистраторшей. Затем Ева сделала знак шоферу, который, прислонившись к «мерседесу», читал спортивную газету. Ришар и Ева заняли места на заднем сиденье, и автомобиль покатил в обратный путь: сначала по департаментской дороге, затем выехал на автостраду, пересек границы парижского округа и, наконец, добрался до Везине.

Ришар запер Еву в ее квартирке на втором этаже и отпустил прислугу до следующего утра. Сам он устроился в гостиной и перекусил, довольствуясь холодными закусками, которые Лина оставила ему перед уходом. Было около пяти часов, когда он сел за руль «мерседеса» и направился в Париж.

Он припарковался возле площади Согласия и вошел в здание на улице Годо-де-Моруа. Со связкой ключей в руке он быстрым шагом поднялся на четвертый этаж, открыл дверь просторной однокомнатной квартиры. Большую часть комнаты занимала стоявшая в центре круглая кровать, застланная сиреневым атласным покрывалом, на стенах были развешаны гравюры эротического содержания.