Убийство на Потомаке - Маргарет Трумэн

Пока молодые люди обменивались обычными в подобной ситуации фразами, мимо них неторопливо прошли несколько мужчин и женщин. Затем к говорившим направился еще один молодой человек, на котором странно смотрелся надетый поверх футболки не по размеру большой пиджак, в правой руке он держал пистолет. Сэм отшатнулся, увидев этого человека, хотя оружие было направлено на его собеседника.

— Ну ты, ублюдок. — В голосе подошедшего явственно звучала угроза, еще более подчеркиваемая грозным видом оружия.

И в следующий момент царившее вокруг спокойствие взорвал пистолетный выстрел. Свидетели этой сцены в ужасе отпрянули в стороны и застыли, словно обратившись в манекены, с раскрытыми ртами и вытаращенными глазами.

Молодой человек медленно попятился, вскинув руки, как будто пытаясь защититься от следующего выстрела.

— Не убивай меня, — сказал он. — Пожалуйста, не убивай.

Прогремел еще один выстрел, пуля попала в пах. На лице жертвы отразилась не столько боль, сколько удивление.

— Я… — начал он и не закончил. Судорожно глотая воздух, он обхватил руками дерево, безуспешно пытаясь удержаться на ногах. На его одежде на месте бедра и паха растекалось сплошное красное пятно, и тело, обмякнув, казалось, тоже стекало на землю безвольной массой.

Над распростертым телом стоял убийца; направив пистолет в голову жертвы, он спустил курок. Последовал сухой металлический щелчок — осечка. Нападавший снова взвел курок и, приложив пистолет на этот раз к груди лежавшего, выстрелил вновь. Рубашка упавшего мгновенно окрасилась в темно-красный цвет. Опять пистолет наведен в голову, выстрел, и снова осечка.

Убийца положил оружие в карман и, усмехнувшись, спросил у оцепеневших свидетелей, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Он мертв наконец? Он мертв-таки, ублюдок? — После этих слов молодой человек, не торопясь, удалился, насвистывая, как кому-то показалось, веселый мотивчик из диснеевского мультфильма.

Еще один драматический эпизод в жизни столицы.

Это заседание было для Анабелы первым, ее избрали в совет за две недели до него. Представляя ее, председатель сказал, что она, Анабела Рид-Смит — жена бывшего адвоката по уголовным делам, а ныне уважаемого профессора, преподавателя права в университете Джорджа Вашингтона — Маккензи Смита. Далее, говоря о ней, он заметил, что она оставила адвокатскую деятельность, став владелицей процветающей картинной галереи в Джорджтауне. Анабела заняла полагавшееся ей место за большим дубовым столом в офисе, расположенном на третьем этаже Национального музея строительства. Здание музея находилось в северо-западной части города на Ф-стрит между Четвертой и Пятой улицами. Ф-стрит проходила по другую сторону от площади Судов в непосредственном соседстве с вашингтонским чайнатауном.

Во главе стола сидел председатель, Вендель Тирни. Он попросил у собрания внимания. Тирни не придал значения тому, что не следует, представляя женщину, в первую очередь называть род занятий ее мужа, тем самым подчеркивая ее статус всего лишь жены. Вендель высказал еще несколько приветственных слов в адрес Анабелы, перед тем как перейти к обычной процедуре и заняться чтением протоколов и обсуждением текущих вопросов, словом, той рутиной, которая большей частью и составляет деятельность советов директоров вместо активной руководящей работы.

— Мы хорошо знаем миссис Смит как блистательного адвоката, нам также хорошо известна ее деятельность в сфере культуры. Не остались без внимания и усилия ее мужа по созданию фонда культуры. — Тирни улыбнулся Анабеле и продолжал: — Для нас большая честь, что вы будете работать в нашем совете. Безусловно, это сотрудничество окажется плодотворным. Ваше личное обаяние, я думаю, также послужит общему делу.

Анабела вежливо поблагодарила председателя за его теплые слова, бросив при этом взгляд на двух других женщин, присутствовавших на заседании. Уловили ли они в представлении Тирни скрытое оскорбление? И задевала ли их вообще дискриминация женщин? Одна из членов совета, Полин Юрис, на протяжении многих лет выполняла у Тирни обязанности советника по административным вопросам и его личного секретаря-референта. Анабела отметила ее стройную, высокую фигуру, а также обратила внимание на простоту покроя одежды и минимум косметики. Возможно, подобный облик женщины наилучшим образом соответствовал консерватизму возглавляемой ее боссом корпорации. От внимания Анабелы не ускользнула мускулистость ног Полин. У некоторых женщин из Сан-Франциско такие мускулы развиваются от хождения по неровным улицам расположенного на холмах города. И еще одно наблюдение относительно Полин имелось у Анабелы. Она сделала его, когда впервые увидела ее во время посещения Юрис художественной галереи, и впечатление это укрепилось после еще нескольких официальных встреч, связанных с деятельностью фонда. Анабела отметила, что на лице Полин пухлые губы плохо сочетались с мелкими, маловыразительными чертами. Эти губы показались Анабеле очень чувственными.

Если отвлечься от внешности, Анабела нашла Полин приятной, не слишком деловой. Устойчивость и плавный ход «кораблю» Тирни были обеспечены.

Другую женщину, с которой Анабеле также приходилось встречаться несколько раз, звали Хейзл Бест-Мейсон. Она была бухгалтером, специализирующимся на некоммерческих структурах. В музее Хейзл занимала должность ревизора. Она была невысокого роста, с довольно плотной, но не излишне полной фигурой. В отличие от Полин она отдавала должное косметике и искусно ею пользовалась. Ее черные короткие аккуратно уложенные волосы чуть тронула седина. Хейзл явно следила за модой и любила, чтобы в ее одежде всегда присутствовало какое-нибудь яркое пятно. Это могли быть блузка, свитер или шарфик. Привлекали внимание и ее очки: овальной формы, в необычной оранжевой оправе. Ухоженные руки с отличным маникюром украшало множество колец, до плеч свисали золотые ручной работы серьги.

Нельзя сказать, что кого-либо из женщин задели слова Тирни о красоте Анабелы с ее блестящими и черными, как вороново крыло, волосами и прекрасной нежной кожей. Возможно, ревнивое чувство и возникло, но профессиональная этика не позволила им его проявить. Анабела отдавала себе отчет в том, что, принимая во внимание все соображения, Тирни предпочел бы видеть на этом месте в совете не ее, а ее мужа. Он неоднократно обращался с таким предложением к Маккензи, но всякий раз наталкивался на вежливый отказ. В списке приоритетов Тирни Анабела значилась под вторым номером.

Но что есть, то есть. И все же ей было приятно, что ее пригласили принять участие в управлении деятельностью музея строительства. В задачу музея входил сбор материалов, касающихся истории развития строительного дела в Америке и пропаганда достижений страны в этой области. Кроме того, к функциям музея относилось поощрение и стимулирование выдающихся достижений в строительном искусстве. Художественная галерея не отнимала у Анабелы много времени: дела там шли хорошо, и она могла позволить себе отвлечься от практической деятельности и найти занятие для души; ее увлекла архитектура Вашингтона. Она присоединилась к людям, объединенным желанием полнее изучить и, в свою очередь, пробудить в обществе интерес к такой неординарной, часто поражающей, порой вдохновляющей, а иной раз и удручающей национальной архитектуре столицы. Анабеле хотелось еще глубже проникнуть в историю создания облика Вашингтона, лучше узнать его современное лицо. С этой точки зрения, ее вступление в совет директоров музея стало закономерным и естественным следствием подобного интереса.