Кублерос - Рашид Карамако Тритэ

Магазин был действительно справа. Красные буквы на синем фоне так и гласили «Магазин». И чуть ниже, уже белыми «Почти все».

Что именно все, и насколько велико было это «почти», не уточнялось.

Здесь уже шла оживленная деревенская жизнь – бегали через дорогу куры, гаркали гуси. Где-то хлопали ставни и звенел отборный мат, от которого почти лопались стекла. Мимо меня вдоль по дороге гордо проехала обшарпанная «копейка». Ослепительно пахло березами, цветами, травой и свежей землей.

Я огляделся, вдохнул и открыл скрипнувшую дверь магазина.

Магазин оказался типичным деревенским снабженцем, в котором закупается вся окрестность: хлебом, молоком, кефиром, маслом, крупами и водкой. Забегая по выходным за конфетами «Коровка» и «Москвичка» и различной снедью, по праздникам выбирая один из трех тортов: «Медовый», «Наполеон» и «Шоколадница».

Длинная – от стены и до стены – стеклянная витрина, в котором лежала в прохладе самая разная вкуснятина – от копченой рыбы, до сыра. В ближнем углу стоял холодильник с мороженым.

За кассой продавщица в белом чепчике и фартуке в синий горошек. Готов поспорить на свой автомобиль – она здесь точно так же стояла и пять и десять лет назад. Возможно, когда-то она сменила другую продавщицу, приняв торжественно врученные ей чепчик, фартук и недовольный взгляд. Возможно, что подобные существа бессмертны и неизменны. Наверное, их даже зовут одинаково…

– Зин, мне хлеба сельского буханку и молока вчерашнего. Для простокваши.

Кроме сухонькой бабули стояли еще двое – рослый парень в футболке, рабочей куртке нараспашку и серых брюках, и совсем еще девочка – лет семи.

Я подошел и встал в конец очереди.

– Баб Надь! – продавщица говорила чуть с надрывом, видимо, бабка была глуховата. Молоко только свежее, а сельский хлеб уже закончился, есть только полбуханки! Будешь брать?

– А давай, Зинюш! Молоко отстою, а за хлебом через пару деньков опять забегу.

Далее подошел парень.

– Кремлевскую дай.

– Мить, Кремлевской нет. Есть Путинка – возьмешь? – ответила ему извиняющимся голосом продавщица, потянувшись за пузырем.

– А, ну давай. – покладисто согласился парень. – И еще… это… Меня мамка за удобрениями для морквы послала, фирмы «Вишипро» у нас кончились… Есть у тебя че?

– Ну прям «Вишипро» нету, но есть «Флоралис» – они не хуже, возьми их.

– Давай. – опять не стал спорить парень. Сунув купленную бутылку в карман, отправив в другой несколько пакетиков удобрений.

– Тебе чего, зайка? – осведомилась продавщица Зина у девочки.

– Мне стаканчик.

– Мороженое?

Девочка активно закивала.

– Зайка, есть шоколадное, есть пломбир, тебе какое?

– Шоколадное.

Продавщица порылась еще, нахмурилась, но потом опять улыбнулась.

– Зайка, шоколадное закончилось – лисы утащили. Но есть пломбир с шоколадной крошкой.

– Ага! – судя по всему, девочку это устраивало даже больше. Зашуршав оберткой, она попрыгала из магазина.

К моменту, когда ожидающий взгляд продавщицы обратился на меня, я, кажется, начал понимать систему…

– Значит, почти все?

– Почти все. – невозмутимо сказала продавщица. – Брать будете что-нибудь?

– Свиных сарделек «Мясоед», две пачки сухариков «Емеля» и литр «Жигулевского». – отчасти от того, мне хотелось проверить свою догадку, а по большей части просто из-за голода сказал я.

Продавщица прошлась вдоль стеклянной витрины.

– Свиного «Мясоеда» не завезли, есть либо говяжьи, либо свиные «Атяшево». Емели – только одна пачка осталась, либо возьмите «Золотой выбор» – как раз осталось две, не хуже… Жигулевское осталось только в полтарашках, и стеклянной таре. Брать будете?

– Да, конечно… А у вас… – я сглотнул. – Нету термостата под мазду, оригинального, прошлогоднего выпуска?

Продавщица озорно посмотрела на меня и ухмыльнулась.

– Хм… термостат… Да вроде был, завалялся как то, сейчас посмотрю.

Уйдя за дверь, что была за прилавком, продавщица Зина оставила меня одного.

А я подошел к холодильнику с мороженым. Когда входил в магазин, как раз была мысль скушать эскимо. Есть такое вкусное – «Батыр» называется.

Пробежавшись глазами, я убедился – «Батыра» не было. Был десяток эскимо других марок, несколько знакомых и совершенно других мороженных, которых я в жизни не видел и не ел. Фруктовый лед, килограммы пломбира – было все. Не было только чертового «Батыра».

Появившись из-за двери, продавщица положила на прилавок гулко стукнувший об него термостат.

– Вот, нашла. Правда, не прошлогоднего выпуска, а нынешнего, и не оригинальный, а копия… Но он рабочий.

– Прекрасно! Беру.

– Хорошо, что-нибудь еще?

По спине пробежал холодок, а коленки чуть задрожали. Самое время было расплатиться и уйти – не разрушать сказку и не испытывать реальность – и без того, как правило, хрупкую и призрачную. Отдать деньги, забрать покупки и уйти, запомнив, что есть в мире магазин, в котором действительно есть Все. Почти.

Но… просто уйти?

– Бриллиант. 70 карат. Очень нужен. Ну, просто вообще.

Невозмутимо исчезнув где-то под прилавком, продавщица Зина вскоре вынырнула из под него с картонной коробкой из под конфет. Открыла.

Сияющее содержимое приумножило бьющее из окна солнце, пролив на потолок, окна и пухлые щеки продавщицы волны завораживающего сияния, переливающегося всеми цветами радуги, попутно изобретая какие-то новые, неведомые мне цвета и оттенки.

– 70 карат нет, есть 50, 55, 60, вот 80 есть. – потыкав в самый большой бриллиант пальцем, буднично сказал Зина. Брать будете?

Есть в Оркестре традиция: скрипачей набирают в сотни раз больше, чем в наличии есть скрипок. В результате на каждую из них неприлично большой конкурс, а шанс сыграть на ней зависит от умения. И. даже играя в оркестре, скрипач получает скрипку всего на пару минут. Отыграл, передал далее по очереди…

Чтобы это не увидел зритель, сцена держится в постоянном полумраке.

Скрипачи постоянно тренируются, чтобы играть на первой скрипке! Если ты не лучший, то играешь на второй-третьей скрипке или вообще в общем составе, но даже там на каждую скрипку – два-три десятка претендентов!

А сами скрипки собираются вручную, самими же скрипачами. Это требует огромного умения, терпения, усидчивости и труда.

Первая скрипка, которую собирает скрипач, тут же отправляется на помойку – играть на ней стыдно даже автору. После первой мало кто решается собрать вторую… И только трижды потеряв надежду и веру, попортив уйму дерева и раскровив занозами обе руки, скрипач наконец создает что-то дельное! Как только в оркестре появляется новая скрипка, пусть даже неплохая, в тот же день на нее выстраивается очередь.