Побег из Шоушенка - Стивен Кинг

Кажется, я уже говорил, что в тюрьме каждый считает себяневинным. И все находящиеся здесь – жертвы обстоятельств, чертовскогоневезения, некомпетентных следователей, бессердечных прокуроров, дубоголовыхполицейских и так далее и тому подобное. Мне кажется, большинство здешних людей– третий сорт, и самое большое их «чертовское невезение» заключается в том, чтоих мама вовремя не сделала аборт.

За мои долгие годы в Шоушенке было всего лишь человекдесять, в невинность которых я поверил. Энди Дюфресн был одним из них, хотя емуя поверил спустя годы с момента нашего знакомства. Если бы я был в коллегии,слушавшей его дело в Портлендском суде в 1947, я вряд ли был бы на сторонеэтого парня.

История, вообще-то говоря, довольно банальная. Наличествуютвсе необходимые элементы такого рода скандалов. Красивая девочка со связями вобществе, молодой спортсмен – оба мертвы – и многообещающий бизнесмен на скамьеподсудимых. И грандиозный скандал в газетах, которые трещали об этом процессебез умолку. И открытое судебное разбирательство, которое продолжалось довольнодолго. Прокурор округа хотел обращаться в центральные органы, и он хотел, чтобыДжон К. Паблик взглянул повнимательней на это дело. Зрители начинали собиратьсяоколо четырех утра, чтобы занять себе места в битком набитом зале. И этонесмотря на то, что столбик термометра опускался необыкновенно низко в те дни.Даже мороз не смог отпугнуть любопытствующих. Факты таковы: у Энди была жена,Линда Коллинз Дюфресн. В июне 1947 года она захотела научиться играть в гольфклубе Фал Мауф Хилла. Она действительно брала уроки в течении четырех месяцев.Инструктором был тренер Фал Мауф Хилла по имени Глен Квентин. В августе 1947Энди узнал, что Квентин и его жена любовники. Энди и Линда крупно поссорились10 сентября 1947 года, и предметом ссоры была ее неверность. Энди показал насуде, что жена была рада, что он узнал правду: ей надоело хитрить и увиливать.Она говорила, что ей это было более всего неприятно, и заявила Энди, чтонамерена брать развод. На что он ответил, что скорее увидит ее в преисподней,чем на бракоразводном процессе. Она развернулась и уехала проводить ночь сКвентиным в бунгало, которое тот снимал неподалеку от клуба. На следующее утропришедшая домработница нашла их мертвыми в постели. И в каждом по четыре пули.

Последний факт более, чем все остальные настраивал судпротив Энди. Окружной прокурор с невиданным вдохновением и дрожью в голосеобыгрывал эту тему в сдоем заключительном слове. Энди Дюфресн, вещал прокурор,не просто разгневанный муж, учиняющий расправу над неверной женой. Это, говорилпрокурор, если не простительно, то хотя бы понятно. Но мы имеем дело сбезжалостным чудовищем, с хладнокровным убийцей. Обратите внимание, возвышалголос прокурор, четыре и четыре! Не шесть выстрелов, а восемь! Он выпустил всюобойму, потом остановился, спокойно перезарядил пистолет, и снова выстрелил вкаждого из них. Естественно, эта речь стала изюминкой газетных публикаций,которые пестрели заголовками типа «Расчетливый убийца», «Восемь выстрелов вневинную парочку», и прочей подобной пошлятиной.

Клерк из оружейного магазина в Левистоне показал, что онпродал шестизарядный пистолет тридцать восьмого калибра мистеру Дюфренсу за двадня до убийства. Бармен из клуба в своих свидетельских показаниях сказал, чтоЭнди пришел в бар около семи часов вечера 10 сентября, заказал три виски безсодовой, выпил все это в течении двадцати минут. И когда расплачивался, сообщилбармену, что направляется к Глену Квентину, и о дальнейшем можно будетпрочитать в утренних газетах. Другой клерк из магазина, находящегося в миле отдома Квентина засвидетельствовал, что Дюфресн зашел к нему тем вечером вчетверть девятого. Он заказал сигареты, три бутылки пива и несколько салфеток.Судмедэксперт заключил, что Квентин и Линда Дюфресн были убиты между двадцатьютремя ноль-ноль 10 сентября и двумя ноль-ноль одиннадцатого сентября.Следователь, который занимался этим делом, обнаружил на повороте, находящемся всемидесяти ярдах от бунгало вещественные доказательства, которые былипредставлены на суде: две пустые бутылки швейцарского пива с отпечаткамипальцев обвиняемого, около двадцати окурков тех самых сигарет, что обвиняемыйприобрел в магазине и отпечаток, отлитый в пластике, шин на повороте, вточности соответствующий отпечатку шин на «Плимуте» 47 модели обвиняемого.

В спальне бунгало на софе были найдены четыре салфетки. Онибыли продырявлены пулями и испачканы порохом. Следователь заключил, что убийцаобмотал ствол оружия салфетками, чтобы приглушить звук выстрела.

Энди Дюфресн, получив слово, рассказал о происшедшемспокойно, холодно, рассудительно. Он сказал, что начал слышать кое-какие сплетнигде-то в конце июля. В начале августа он был так измучен неопределенностьюситуации, что решил устроить проверку. Линда однажды вечером собралась якобысъездить в Портленд за покупками после занятия гольфом. Энди преследовал ее иКвентина до бунгало (которое газеты окрестили «Любовным гнездышком»). Онприпарковался на повороте и подождал, пока Квентин отвезет Линду до клуба, гдеона оставила свою машину. «Вы хотите сказать, что преследовали жену на вашемновом „Плимуте“?» – спросил прокурор.

– Я поменялся машинами с другом на вечер, – ответил Энди, иэта холодная запланированность его действий только усугубила негативноеотношение к нему судей и присяжных.

Вернув другу машину и забрав свою, Энди поехал домой. Линда,лежа в кровати, читала книгу. Он спросил ее, как прошла поездка в Портленд. Онаответила, что все было замечательно, но она не присмотрела ничего, что стоилобы купить. С тех пор Энди окончательно уверился в своих подозрениях. Онрассказывал все это совершенно спокойно, негромким ровным голосом, который завсе время его показаний ни разу не пресекся, не повысился, не сорвался.

– Какое было ваше психическое состояние после этого и до тойночи, когда была убита ваша жена? – спросил защитник.

– Я был в глубокой депрессии, – холодно ответил Энди. Всетак же монотонно и безэмоционально, как человек, зачитывающий меню в ресторане,он поведал, что задумал самоубийство и зашел так далеко, что даже купилпистолет 8 сентября в Левинстоне.

Затем защитник предложил рассказать присяжным, что произошлопосле того, как Линда отправилась на встречу с Гленом Квентином в ночьубийства. Энди рассказал, и впечатление, которое он произвел на жюри, былонаихудшим, какое только можно себе вообразить.

Я знал его довольно близко на протяжении тридцати лет и могусказать, что из всех встречавшихся мне людей он обладает наибольшимсамообладанием. Если с ним все в порядке, то кое-какую информацию о себе онвыдает в час по чайной ложке. Но если с ним что-то не так, вам этого никогда неузнать. Если Энди когда-то и пережил «темную ночь души», как выражался какой-тописатель, он никогда никому этого не расскажет. Он относится к тому типу людей,которые, задумав самоубийство, не устраивают прощальных истерик и не оставляюттрогательных записок, но аккуратно приводят в порядок свои бумаги, оплачиваютсчета, а затем спокойно и твердо осуществляют задуманное. Это хладнокровие иподвело его на процессе. Лучше бы он проявил хоть какие-либо признаки эмоций.Если бы голос его сорвался, если бы он вдруг разрыдался или даже начал бы оратьна окружного прокурора – все одно было бы ему на пользу, и я не сомневаюсь, чтоон был бы амнистирован, например, в 1954. Но он рассказал свою историю какмашина, как бесчувственный автомат, как бы говоря присяжным: «Вот моя правда.Принимать ее или нет – ваше дело». Они не приняли.