Что мы пожираем - Линси Миллер

Новая плоть переплелась с ее раной и осела блестящим розовым шрамом.

– Благоосененная, – девушка уставилась на шрам. – Ты – благоосененная.

До того как боги покинули нас, когда Благие и Грешные еще ходили по этому миру, смертные не могли использовать магию. Они сражались против Благих и Грешных, но все было тщетно. И тогда у людей остался только один выход. Был только один способ вырваться из ужасающей хватки господства бессмертных тиранов – и они стали пожирать Благих и Грешных, чтобы забрать их магию.

Мы, благоосененные и грехоосененные, были наследием тех людей.

– А ты хороша, – она коснулась своей новой кожи и пристально посмотрела на меня. Исчез даже ее синяк под глазом. – Очень хороша.

Быть благоосененной все равно, что иметь бога, который течет по твоим венам. И бог этот откликался на мои молитвы, когда я приносила подходящую жертву.

– Спасибо, – я откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на нее. – Кем ты пожертвовала, чтобы убить Райлана?

– Ну да, – усмехнулась она. – Я же грехоосененная, я всегда приношу в жертву других. А что, если я устала убивать?

– Это ты его убила? – спросила я, указывая на Райлана.

– Это сделал блондин, – она почесала грудь и поморщилась. – И я даже не пыталась запоминать имена.

Блондинов среди налетчиков было двое – и утром после допроса отец Джулиана приказал убить обоих.

Мой благотворец задрожал, и я почувствовала, как от моей груди по рукам расходится гул, напоминающий жужжание пчелиного роя.

– У тебя есть еще одна рана, – сказала я. Благотворец может только исцелять. Я сцепила дрожащие руки. – Скажи, почему именно Лощина, и я тебя вылечу.

– Я знаю, что со мной не так, но ты это исправить не сможешь. Я истекаю кровью. И, думаю, это внутреннее кровотечение, – она усмехнулась, и в уголке ее рта появились красные пузырьки. Она потянула свою рубашку связанными руками. – Мы не выбирали Лощину. Это сделал он, – ее грехотворец, невидимое и почти неосязаемое существо, завис между нами, как бушующий шторм. Девушка посмотрела на меня и прищурилась. – Когда мне было семь, меня связали знаком Хаоса. Сделали меня солдатом. Даже сейчас я чувствую их ужасные приказы. Чувствую, как меня терзает то, что я должна сделать, – сказала она, распахивая свою рубашку.

Под новым шрамом на ее груди был вырезан неровный символ, закрашенный красными чернилами, напоминающий закрытый кровоточащий глаз. Все, у кого были тво́рцы, даже двуосененный суверен Цинлиры и ее грехосененный сын, были вынуждены служить и подчиняться суду и народному совету. Это ограничивало их магию и держало ее под жестким контролем. Каждый знак показывал, какую магию может выполнять тво́рец. Магия знака этой девушки разъедала ее кровоточащую кожу.

– Если я не сделаю то, что должна, он убьет меня. И я позволю ему меня убить. Единственное самопожертвование, которое способен принять мой грехотворец, – усмехнулась девушка. – Этого должно хватить, чтобы стереть наши следы и уничтожить все, что может привести его сюда.

– Кого? – спросила я.

Мама говорила мне, чтобы я ни в коем случае не позволяла связать себя знаком. Потому-то я и сбежала в Лощину. А от чего бежала эта девушка?

Я потянулась за ножом, но она ногой отбросила его прочь.

– Тот человек заслуживает того, что его ждет. Но ты – нет, – сказала она. – Тот грехоосененный мальчишка полюбит тебя. Мне так жаль.

Я покачала головой и убрала руки с ее груди.

– Кто? Скажи мне, и я тебя вылечу.

– Это мой выбор, – она коснулась крови на своей груди и провела пальцами по своему лицу. Я знаю, что она делает. Этот жест знают все осененные. Пять линий в форме полумесяца, похожие на руку, тянущуюся из вырытой могилы. Знак смерти, который отмечает нашу последнюю жертву, последний контакт с нашим тво́рцем. – Впервые в жизни я что-то решаю сама. Не волнуйся. Мой грехотворец сделает так, чтобы все закончилось быстро.

– Тебе необязательно это делать, – сказала я, склоняясь над ней. От присутствия ее грехотворца у меня начался зуд, который ничто не смогло бы успокоить.

– Передай ему, что я не убийца. Что я приходила не за ним, – она провела пальцами по губам, прорисовывая на них красную линию. – И беги. Если он уже здесь, беги, потому что он никогда тебя не отпустит. Тебе с ним не справиться.

Но я бы справилась. Меня пронзила вспышка боли, внутри поднялась потребность уничтожать. Грехоосененная отпрянула от меня.

– О, благоосененная моя сестра, – прошептала она. – Есть ли в тебе еще монстры, кроме твоего благотворца?

Я не ответила – и она замолчала навсегда.

Избавлением для грехоосененного может стать только смерть.

Я с трудом поднялась на ноги. На пороге церкви появился Джулиан; винтовка за его широкой спиной отбрасывала длинную тень. Когда он подошел ко мне, я уже сидела на краю бассейна, обхватив голову руками. Он присел рядом со мной на корточки и убрал руки от моего лица. Его теплые, шершавые от мозолей пальцы были неприятно влажными: он вспотел на позднем летнем солнце. Джулиан бросил взгляд на грехоосененную, и его рука дернулась к ножу.

Я покачала головой.

– Она говорила, что сюда кто-то идет, – я шмыгнула носом и повела рукой в ее сторону. Смерть накрыла меня с головой. – Она уничтожила его следы…

– Это она так сказала, – нахмурился Джулиан.

– …и велела бежать, если он найдет меня.

– В ней была частица души Грешного. Кто знает, может, она лгала, – сказал Джулиан, схватив тряпку. – Выше нос. Если ее кто-то преследовал, мы его поймаем.

Жители Лощины могли разобраться с большей частью налетчиков, а отец Джулиана, Уилл, пользовался благосклонностью достаточного количества пэров и мог удержать их от нежелательных для города действий. Уилл был самым богатым жителем Лощины, и следил за тем, чтобы в городе было достаточное количество боеприпасов. Не то чтобы сюда часто кто-то приезжал.

– Мне нужно узнать, что она имела в виду, – я провела рукой по лицу. – Вот на языке вертится.

– Ты уже вторые сутки на ногах, – Джулиан поцеловал меня в щеку, опустился передо мной на колени и осторожно смыл кровь с моих рук и ног. – Отдохни. Я разберусь. В отличие от тебя, я могу проспать похороны.

– Нет, не можешь. Райлан равнялся на тебя, – сказала я.

После слов той грехоосененной мне будет не до сна.

Джулиан бросил тряпку в кучу компоста и вытер руки.

– Жаль, что ты попросила меня уйти. Она могла тебя ранить.

– Если бы она попыталась мне навредить, мой благотворец бы с ней разобрался. Или мой нож, – я хрустнула шеей. – Моя помощь точно никому не нужна?