Второе признание - Рекс Стаут

— Она беременна? — поинтересовался Вулф.

Сперлинг оцепенел.

— Что вы сказали? — голос его вдруг отвердел, стал тверже самой твердой руды. Он не сомневался: такая сила сомнет Вулфа, заставит сделать вид, что он вообще не открывал рта, но не тут-то было.

— Я спросил, беременна ли ваша дочь. Если этот вопрос не имеет значения, я его снимаю, но нелепым его не назовешь — разве что для вашей дочери не указ даже закон природы.

— Она — моя дочь, — повторил Сперлинг тем же непоколебимым тоном. Потом вдруг смягчился. Мышцы лица расслабились, и он засмеялся. Смеялся в голос, заразительно. Но через мгновение взял себя в руки. — Вы слышали, что я сказал? — вопросил он.

Вулф кивнул.

— Если я могу верить своим ушам.

— Можете, — Сперлинг снова улыбнулся на ангельский манер. — Наверное, дочь — это слабое место любого мужчины, но имейте в виду, меня любым мужчиной не назовешь. Насколько я знаю, моя дочь не беременна, случись такое, она немало подивилась бы. Дело в другом. Примерно месяц назад мы с женой решили исправить содеянную ошибку, и она сказала Гвен: пусть Рони приходит в дом, она может приглашать его, сколько хочет. В тот же день я пустил по его следу Баскома. Да, я не могу доказать, что он коммунист, иначе я не пришел бы к вам, но я абсолютно в этом уверен.

— Откуда такая уверенность?

— Я слышу, как он говорит, я его вижу, знаю его методы работы… кое-что вы увидите в отчете Баскома…

— Но у мистера Баскома нет доказательств.

— Нет. Нет, черт возьми.

— А кого вы считаете коммунистом? Либерала? Умничающего интеллектуала? Члена партии? Насколько надо быть левым?

Сперлинг улыбнулся:

— Зависит от того, где я нахожусь и с кем разговариваю. Иногда этот термин применим к любому, кто левее центра. Но, говоря с вами, этот термин я применяю без отклонений. Я считаю, что Рони — член коммунистической партии.

— Если вы получите доказательство, что вы с ним сделаете?

— Предъявлю дочери. Но это должно быть именно доказательство. Что я о нем думаю, ей давно известно. Она, разумеется, передала мои слова Рони, а он, глядя мне в глаза, ответил решительным «нет».

Вулф хмыкнул.

— Вполне возможно, вы швыряете на ветер и время и деньги. Даже если доказательство будет — вдруг ваша дочь в итоге воспримет его партийный билет как дополнительный стимул для продолжения их романа?

— Нет. На втором курсе колледжа она увлеклась коммунистическими идеями, но вскоре расплевалась с ними. «Коммунизм, — говорит она, — ничтожен интеллектуально и ненадежен нравственно». Говорю нам, она девица толковая. — Сперлинг метнул взгляд на меня и снова вперился в Вулфа. — Кстати, а как насчет этого у вас с Гудвином? Я вообще-то навел о вас справки, но, может, я сейчас топчу ваши убеждения?

— Нет, — заверил его Вулф. — Хотя, конечно, все проверяется жизнью. Но в принципе мы согласны с вашей дочерью. — Он покосился на меня. — Верно?

Я кивнул:

— Целиком и полностью. Мне понравилась ее формулировка. Самое умное, что я могу придумать, это «коммунисты — подлецы».

Сперлинг подозрительно взглянул на меня, видимо, решил, что у меня туговато с мозгами, и снова повернулся к Вулфу.

— А как все-таки, — спрашивал тот, — обстоят дела? Возможно ли, что ваша дочь уже замужем за мистером Рони?

— Господи, да ни в коем случае!

— Вы в этом уверены?

— Уверен. Это абсурд… впрочем, вы ведь ее не знаете. Она совсем не скрытная… во всяком случае, если она решит выйти замуж, мне она скажет заранее… или хотя бы матери… Наверняка… — Сперлинг вдруг смолк, лицо его напряглось. Через несколько секунд он, снова расслабившись, продолжал: — Этого я и боюсь каждый день. Если она примет решение, все кончено. А это значит — дело срочное. Срочнее не бывает!

Вулф откинулся в кресле и закрыл глаза. Сперлинг с минуту смотрел на него, несколько раз порывался что-то сказать, потом вопросительно воззрился на меня. Я отрицательно покачал головой. Прошло еще минуты две, он стал сжимать и разжимать костистые кулаки, и я понял, что его надо успокоить.

— Все нормально. Днем он никогда не спит. Просто, когда он не видит меня, у него лучше работают мозги.

Наконец веки Вулфа приподнялись, и он заговорил:

— Если вы меня нанимаете, — обратился он к Сперлингу, — должна быть полная ясность для какой цели? Я не берусь доказать, что мистер Рони коммунист, я лишь выясню, можно ли это доказать, и, если можно, по мере сил представлю такое доказательство вам. Я готов взяться за это дело, но чувствую, что мои руки будут без нужды связаны. Может быть, оговорим условия точнее? Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы ваша дочь и думать забыла о замужестве с мистером Рони и перестала приглашать его в дом. Я правильно определил вашу цель?

— Да

— Тогда зачем ограничивать мою стратегию? Разумеется, я попытаюсь доказать, что он коммунист, но если это не так? Или, скажем, он коммунист, но доказать это в степени, удовлетворяющей вашу дочь, не удастся? Зачем сужать операцию до одной этой надежды, которая, вполне возможно, останется несбывшейся, раз мистер Баском за целый месяц поисков ничего не нашел? Не лучше ли нанять меня просто для достижения вашей цели любым путем — разумеется, в пределах допустимого для цивилизованных людей? Тогда я принял бы задаток, а именно, чек на пять тысяч долларов, с куда более чистой совестью.

Сперлинг задумался.

— Черт возьми, но он наверняка коммунист!

— Знаю. Это ваша навязчивая идея, ее надо ублажить. Обещаю, что начну с этого. Но неужели вы хотите исключить все остальное?

— Нет. Нет, не хочу.

— Прекрасно Значит… да, Фриц?

Дверь из прихожей открылась, на пороге стоял Фриц.

— Мистер Хьюитт, сэр. Говорит, у него назначено. Я посадил его в гостиной.

— Да, — Вулф глянул на настенные часы. — Скажите ему, что я приму его через несколько минут. — Фриц вышел, и Вулф снова повернулся к Сперлингу. — Я правильно определил вашу цель?

— Более чем.

— Тогда я прочитаю отчеты мистера Баскома и свяжусь с вами. Всего доброго, сэр. Рад, что вам понравился мой кабинет.

— Но дело не терпит отлагательства! Нельзя терять ни минуты!

— Знаю, — Вулф старался помнить о вежливости. — Это тоже типично для дел, которые обсуждаются в этом кабинете… безотлагательность. Сейчас у меня встреча, после нее ленч, а с четырех до шести я занимаюсь моими цветами. Но это не значит, что ваше дело будет стоять на месте. Мистер Гудвин ознакомится с отчетами сейчас же, а после ленча он приедет к вам, и вы снабдите его всеми необходимыми сведениями… скажем, в два часа?

Джеймсу Сперлингу это явно не понравилось. Видимо, этот день он решил посвятить спасению дочери от судьбы куда более страшной, чем смерть, не тратя времени даже на еду. Он лишь утвердительно хмыкнул, высказывая недовольство, и я повел его к двери, вежливо напомнив, что буду у него в кабинете в два часа пятнадцать минут и он может не утруждать себя отправкой чека по почте, а передать его непосредственно мне. Окинув быстрым взглядом его черный лимузин, стоявший у тротуара, я вернулся в кабинет.