Легкий завтрак в тени Некрополя - Иржи Грошек

– А на каком языке мы, по-твоему, разговариваем?

По-моему, она говорила на языке женского хаоса. Удивительно, что я его понимал.

– Полгода назад…

Она постукивала в такт своим словам по металлическому борту. Я изогнулся, чтобы посмотреть – чем же она стучит? Оказалось – коленом. От безысходности или желая дать кому-нибудь хорошего пинка.

– Вообще-то, Клавдио приходится мне дядей, – продолжала она. – Значит, я вышла замуж за своего дядю.

Она помолчала и снова рассмеялась. Так ей подсказывали из женской преисподней.

– Если зашла речь о Клавдио, то пора бы его остановить, иначе из съестных продуктов на пароме ничего не останется, – заметил я.

– А я тебя съем, – пообещала она.

Вот в этом я ничуть не сомневался.

– Кто ты?.. – спросила брюнетка и тут же продолжала: – А впрочем, не все ли равно? Мы плывем на Крит, ты плывешь на Крит. Пойдем, я познакомлю тебя с Клавдио.

– Всю жизнь мечтал. – Теперь уже я рассмеялся.

Но она меня не поддержала. Пауза, во время которой я наслаждался своим остроумием, была в полной мере использована этой женщиной. И я почувствовал себя дурак дураком.

– Мне глубоко неинтересно, о чем ты мечтал всю жизнь, – сказала она. – Ты идешь знакомиться с Клавдио?

Последний раз я обращался к врачу по поводу легкой простуды. Боже мой, он проглядел шизофрению! Я ответил брюнетке, что согласен познакомиться и с Клавдио, и со всеми остальными ее родственниками, если таковые имеются на этом пароме.

– Тогда пойдем. – Она взяла меня под руку, как чопорная леди, и тут я неосторожно спросил:

– А мне это надо – идти с тобой?

А мог бы и не спрашивать… Глупый вопрос, сродни философии, – а в чем смысл жизни? Лишь на мгновение брюнетка прижалась ко мне, и вся мировая философия полетела к черту. Смысл жизни – в самой жизни. В продолжении жизни… И я почувствовал, что очень хочу ее продолжать. И брюнетка это тоже почувствовала…

– Я ответила на твой вопрос? – невинно промурлыкала она.

Теперь брюнетка ожидала, когда я открою дверь в салон. Чтобы выйти к публике и раскланяться.

– Вполне ответила, – пробурчал я немного смущенно.

Потому что смысл жизни обнаружился у меня ниже пояса… И стал заметен.

– Теперь думай о цифрах и считай до десяти, – посоветовала мне брюнетка.

– …Сорок восемь, – представился я, когда мы дошли до Клавдио. Он уже все проглотил и теперь развлекался в другом салоне. Добрые люди уступили Клавдио угловой диван, и толстяк наслаждался там простором и пивом.

– Простите, что не расслышал – как вас зовут? – Клавдио утопил меня в любезной улыбке.

– Его зовут Милош Корда. – Брюнетка удобно устроилась на диванчике и продолжала: – Фамилия у него чешская, но думаю, что это псевдоним. Может иметь в кармане французский, немецкий, русский, канадский паспорт, а может не иметь никакого. Кинорежиссер, писатель. Снял два фильма на киностудии «Баррандов». Выпустил книгу. Лет около сорока, если не тридцати. Плывет на Крит, один, без съемочной группы. Зачем? Никто не знает. Ты все расслышал, Клавдио, просто он тебе ничего не сказал. Кто ты такой, Милош Корда? Интересно узнать…

Мне не надо было считать и представлять цифры – просто выслушал брюнетку, и все опустилось… Меня разыграли, как ребенка. Пообещали, что покажут настоящего Санта-Клауса, а заявился пьяный сосед в маске. Потому что в этом году его очередь дурачить детей из нашего дома.

– Вы журналистка? – спросил я.

– Моя жена Валерия, – важно представил брюнетку Клавдио. – Мы очень рады такому знакомству. Разрешите угостить вас пивом…

– Пиво – враг потенции, – сказала Валерия. – Пей его сам. Ты, Клавдио, друг пива.

Клавдио, шевеля губами и пальцами, попытался сопоставить одно с другим, и уже намечались выводы, когда Клавдио плюнул на выводы и отхлебнул пива. Господи, сделай же и меня идиотом. Чтобы жил я в радости, а не играл с чертом в шашки. Чтобы маразм и импотенция посетили меня как можно раньше и желательно одновременно. Тогда бы я сочинял вестерны и не гонялся за чужими женами.

– Я с режиссером выпью вина. Надо беречь потенцию режиссера, – подытожила Валерия. – Режиссер – наш друг.

Теперь настала моя очередь шевелить губами и делать выводы. Клавдио поманил к себе официанта, который испуганно заметался между столиков, когда увидел, кто его подзывает. На кухне, по всей вероятности, трубили полный аврал, но, ко всеобщему удовольствию, Клавдио заказал только бутылку хорошего красного вина.

Это природное кокетство, если женщина смотрит на тебя поверх бокала. Когда темные глаза становятся бархатными раньше, чем губы прикасаются к вину. Но когда бокал красного вина стоит на столе и туда опускается указательный палец, а затем палец следует в рот – что это? Вероятно, дегустация.

– Как тебе вино, дорогая? – невозмутимо спросил Клавдио у Валерии. Наверняка он видывал и другие бархатные штучки в исполнении Валерии.

– «Дорогая» не ответила на мой вопрос, – напомнил я.

– На который? – удивилась Валерия. – Нет, я не журналистка. А какой у тебя был ко мне вопрос? Уходи-ка, Клавдио, разве не видишь – наш тайный друг хочет задать мне неприличный вопрос. Я обожаю неприличные вопросы. После них пересматриваешь теорию Дарвина.

Диван подо мною закачался. Я подумал, что паром налетел на рифы, но оказалось – рыдал Клавдио.

– Вы видите, – всхлипывал Клавдио, подкрепляя свои слова добрым глотком пива, – какая она умная, какая она красивая, нет, вы видите это?..

А также и то, что секундой раньше, покуда Клавдио возился с носовым платком, Валерия показала мне язык. Вдобавок умиление Клавдио своей женой было вызвано цитатой из моей книги. «Обожаю неприличные вопросы» и так далее про Дарвина – написал я. И не думал, что мои заслуги перед всемирной литературой настолько велики.

– Значит, ты ее прочла?

– Значит, я ее прочла, – отвечала Валерия.

– Она знает все «Записки Пиквикского клуба», – подтвердил Клавдио, понемногу успокаиваясь.

– Главное достоинство книги – фотография автора на обложке, – продолжала Валерия. – У тебя было самое дебильное выражение лица. Трубка, шляпа… «Так должен выглядеть настоящий писатель», – сказала я. Если хочешь плеснуть в меня вином – не стесняйся. Я это тоже обожаю.

– Да, – сказал Клавдио, – она много чего любит. Не успеваю покупать.

Я отметил, что последние полчаса Билл Клинтон нравится мне все меньше, а Валерия все больше. Это было так же необъяснимо, как и то, при чем здесь вообще Билл Клинтон. Я, откровенно говоря, «зевнул», и Валерия за один только ход «слопала» три мои фигуры: самолюбие, самомнение и самонадеянность. Остатки возмущения дожевывал добряк Клавдио. Что мне оставалось? Я, как Валерия, подумал и рассмеялся. И тоже опустил в бокал указательный палец.