Узник комнаты страха - Чингиз Абдуллаев

В дальнем углу мастерской, превращенном в нишу несколькими перегородками, составленными из полок, напротив промятого, но все еще не выцветшего дивана стоял низкий столик, перегруженный грязными чайными чашками, составленными друг на друга тарелочками с остатками еды, мутными стаканами, вставленными один в другой. На куске копченого мясного рулета лежал охотничий нож с засохшей каймой из хлеба и мяса. Рядом, прямо на столешнице подсыхали черные хлебные ломти. Тут же между тарелками и остатками еды застыли оплавленные, сгоревшие почти до самого стола три свечи.

Пара широких мягких кресел громоздилась с двух сторон от столика. В одном из них сидел Пал Палыч Кузнецов, следователь пенсионного возраста из ближайшего отделения полиции. На диване же в нервном изгибе, вжав все, что было возможно, в свою отнюдь не измученную физическими упражнениями грудную клетку, сидел фасонно стриженый, но пару дней не бритый мужчина лет сорока. Видимо, хозяин мастерской. Видимо, художник. Видимо, он и вызвал полицию. Видимо, Пал Палыч как раз только-только закончил допрос. При появлении в дверях бригады ФСБ он поспешно захлопнул блокнот, поднялся и зашагал навстречу гостям.

– Здравствуй, Пал Палыч, – улыбнулся Влад. – Смотрю, ты на старости лет живописью заинтересовался? Собираешься на пенсии открыть галерею искусств? Хорошее дело! И что ты тут присмотрел?

Влад небрежно откинул покрывало, закрывавшее ближайшую картину.

На всеобщее обозрение предстала обнаженная до пояса девушка, изображенная в натуральную величину на черном фоне. Она закинула одну руку за голову, показывая подмышку. По всему казалось, что она собралась брить там волосы, к тому же в другой руке она как раз держала бритву. Опасную. И все бы, вроде, ничего, но этой самой бритвой изображенная прелестница уже успела надрезать и от соска почти до пояса отодрать лоскут собственной кожи шириной примерно сантиметров десять, обнажив ярко-красные мышцы, прикрывавшие реберные кости. Судя по всему, никаких признаков боли девушка при этом не испытывала. Она равнодушно смотрела куда-то за боковую раму картины.

Брови у Зуброва полезли на лоб. Толик Столовой присвистнул и подошел поближе. Витя Шмилкин, мельком глянув на красавицу, пошел к другой картине и откинул закрывавшее ее покрывало. На полотне спиной к зрителям стоял мужчина, поднимающий вверх обеими руками серый свитер. Вместе со свитером он отрывал вдоль позвоночника широкую полосу собственной кожи, оставляя белые костяшки обветриваться в обрамлении еще не засохшего, кровоточащего мышечного мяса.

– О! У нас тут маньяк с садистскими наклонностями, – высказал свое мнение о живописи Зубров.

– Влад, какая нечистая сила принесла тебя и твоих парней сюда? – наконец сердито спросил Пал Палыч.

– Я попрошу осторожнее! – выкрикнул со своего диванчика художник, взволнованный тем, что неподготовленный зритель вторгся в его творческую святая святых. – Я готовлю концептуальную выставку! Это серия работ…

– О серийных убийствах, замаскированных под суицид, – констатировал Зубров, накидывая покрывало на маниакально обнажающуюся девицу.

– Влад, я снова спрашиваю, что ты тут делаешь?

– Палыч, ты же понимаешь, что труп Асанов – это не просто труп. И не надейся, что это дело зависнет и ты сможешь его закрыть пару лет спустя.

– У тебя есть свидетельства о том, что это убийство? – недовольно спросил Кузнецов.

– Сейчас нет. Но я буду их искать. За Эрланом много ниток тянется.

– У тебя есть предписания действовать?

– Нет. Пока. Но они будут. Потому дай команду своим парням тут не шебуршить. Поаккуратнее, хорошо? Я скоро вернусь.

– Тебе тут нечего делать. Прочитаешь наши отчеты.

– Ага, – ухмыльнулся Зубров. – К тому времени, как у вас будут готовы результаты вскрытия, придет официальный запрос о предоставлении информации. Полной. И не дай вам бог хоть что-то утаить.

– Какие еще результаты вскрытия?! – взвизгнул сорвавшимся голосом художник. – Я же все вам рассказал, товарищ… Извините, господин следователь. Он, то есть покойный, пришел на сеанс. Я портрет его писал. Три дня назад он пришел. Кто он такой – не назвался, сказал, что друзья меня ему рекомендовали. Аванс дал хороший…

– Аванс заменил тебе и имя, и фамилию, и мать родную, так? – ехидно хмыкнув, спросил Зубров, но художник будто не заметил этого и продолжал гнать пургу.

– Его интересовал стиль – натурализм. Как раз в нем я работаю…

– Я заметил, – хмыкнул Зубров.

– Портрет, сказал он, в кабинете будет висеть…

– В кабинете?! – усмехнулся Зубров. – Наверно рядом с товарищем, то есть, извините, с господином президентом.

– Что вы имеете в виду? – насторожился художник.

– Да ничего особенного, – вновь усмехнулся Влад.

– Я ничего не знаю про президентов! Я просто писал портрет. Вон, на мольберте стоит! Очень хороший портрет, между прочим, получается. Получался. Я не знаю, дописывать его теперь или нет? Как вы думаете, кстати?

– Родственники купят, – хмыкнул Столовой.

– Во-во! Перед гробом понесут и на могилу повесят – одобрительно кинул Зубров.

– Кстати, да, – охотно согласился художник и, семеня вокруг Зуброва, продолжил тараторить. – Я уже все рассказал Пал Палычу, товарищу Кузнецову. Я сказал, что у нас это уже третий сеанс был, он аккуратно в шесть вечера приходил. В девять уходил. А сегодня вдруг у него этот приступ случился. Ну, и я чуть было не помер от страха, скажу я вам. Я даже не успел понять, что мне делать надо. Это было ужасно! Он тут чуть было картины мне не порвал, когда в конвульсиях бился. Я сообразил, что надо что-то делать, телефон нашел, так пока звонил – руки-то трясутся, вот, видите, до сих пор трясутся, – вызвать «скорую» хотел, так он уже и перестал дышать и дергаться. Пришлось вызвать полицию. И при чем тут вскрытие? – как будто вспомнив что-то важное, художник вперился в глаза командира эфэсбэшников.

– Положено! – хладнокровно отрезал Зубров.

– Я же сказал, он сам вдруг упал. Затрясся. Я чуть не умер от неожиданности. А потом – от страха.

– Зубров, – поморщился Пал Палыч, – если ты не предъявишь мне сейчас документы на то, что находишься тут согласно официальному приказу, выписанного с соблюдением всех правил и предписаний, то брысь отсюда. Это – зона преступления. Ты мешаешь следствию!

Командир отряда ФСБ хлопнул следователя по спине, может, чуть сильнее, чем следовало бы, потому что тот поперхнулся.

– Прости, старина, не рассчитал. Есть еще сила в пороховницах, – сказал Влад и направился к выходу.

Перед дверью он остановился, оглянулся, еще раз окинул взглядом помещение.

– Спасибо, Палыч, что сразу не выгнал. Я все ухватил. Готовь результаты вскрытия. Бумагу пришлем. Повезло мне с тобой, старина. Если на пенсии станет скучно, приходи, я для тебя что-нибудь придумаю, у меня много клиентов, которым тренированные мозги нужны. Для тебя – точно – дело найдется. Не отказывайся! Это лучше, чем таким барахлом торговать, – указал он кивком на покрывала, накрывшие странные картины, затем, наконец, покинул мастерскую. Его бригада последовала за командиром.