Зов Дагона - Иван Вячеславович Топа́ло

Всего несколько дней дрейфа и мы казалось, стали сходить с ума. Решив отвлечься от всего, я взял спиннинг и попытался рыбачить, вглядываясь в вечернюю воду. Я готов поспорить, что одна из тварей, увиденных мною во сне, проплыла рядом с нами и взглянув стеклянными глазами прямо на меня, улыбнулась, на сколько ей позволял ее обезображенный рот и тут же нырнула во мглу. В тот же момент я вскочил и отбросил спиннинг, а мой напарник залился истеричным смехом. 20-го числа я проснулся от пристального взгляда моего компаньона, он сидел в дальнем углу каюты и хищно смотрел на меня. Уже несколько дней он не говорил, лишь улыбался и периодически заливался хохотом. Нужно было раньше обратить внимание на то, что он стал практически призраком, бледным и болезненным, с постоянной улыбкой, казалось бы, вытянутым лицом и истеричным, мутным взглядом, но я не хотел верить в то, что остался абсолютно один. Он то и дело метался по яхте, от борта к борту, чем сильно пугал меня.      Ночью 22-го числа он напал, он просто улыбался, как всегда, затем в одну секунду в его лице что-то изменилось, мутные глаза стали безжизненными и он бросился на меня. Я ударил его первым, чем попалось под руку, стеклянная бутылка разбилась, а он обмяк. Слава богу, он остался жив, я, недолго думая бросил его в каюту и завалил дверь всем, что могло помешать ему выбраться. Прихватив с собой небольшой запас еды, одеяло, непромокаемую накидку, я решил дожидаться спасения на палубе, поближе к остаткам мачты, благо на улице достаточно тепло.

Уже несколько дней я провожу на палубе, стараясь не смотреть в воду, не вглядываться в ночную темноту и не слушать крики моего бывшего друга. Каждый день он издает страшные звуки и говорит о том, что я должен был его убить. 25-ое марта, сегодня он замолчал, я хотел было открыть каюту и проведать его, но как только, я спустился вниз, он закричал, что нас ждут в воде и стал ломиться в дверь, придется признать, что его полностью сломила сложившаяся ситуация. Ближе к вечеру, сидя на палубе нашего суденышка, я прижался спиной к остаткам мачты и укрывшись одеялом задремал. Открыв глаза, я увидел луну, в самом зените, вокруг нас стояла гробовая тишина и даже мой сошедший с ума попутчик молчал.

Впервые за последние дни, я старался вглядеться во тьму, вокруг нас, но казалось, что даже воды под нами нет. Сложилось впечатление, что мы находимся в одной огромной тьме и больше ничего кроме нас не существует. Я боялся подойти к краю яхты и от этого вжался спиной в мачту ещё сильнее и укрывшись одеялом с головой, провалился в тревожный, но глубокий сон.

Утро принесло ясность моему сознанию, холодный пот пробил все мое тело, а руки предательски задрожали, наша небольшая посудина стояла на адски черной, глинистой и мерзостной почве. Именно это земля являлась мне в кошмарах. Во все стороны от нашего злополучного корыта виднелись полусгнившие останки рыб и непонятных мне существ. Запах тухлятины стоял настолько невыносимый, что сама мысль почувствовать другие ароматы была откинута моим сознанием. В воздухе и гнилой почве присутствовало нечто зловещее, пробравшее меня до глубины души. Я не мог увидеть края этих мертвых земель и тщательно попытавшись проснуться, я понял, что это не сон, мы действительно оказались посреди гнилого острова. Аккуратно встав, я направился к каюте, с заключенным в ней сошедшим с ума пленником, однако, каково же было мое удивление, когда я увидел выбитую дверь и мокрые следы, ведущие прочь из импровизированной темницы. Солнце поднялось в зенит, когда я смог разглядеть, хотя бы какое-то изменение рельефа – одинокий холм, виднелся к западу, от моего местонахождения. Я не мог здраво рассуждать и повинуясь глупому порыву, взял накидку, остатки воды и еды и отправился на встречу чему-то неизведанному.

Первый день я шел не останавливаясь, как бы пытаясь убежать от зловония этого места, от склизкой почвы, наполнявшей мои кроссовки. Ближе к ночи, я расстелил накидку и свернулся на ней, трясясь от страха. Сон пришел на удивление быстро. Я видел ту самую статуэтку из слоновой кости, своего без вести пропавшего компаньона, слышал странные, слова, походившие на булькающие звуки, но ничто уже казалось не напугает меня.

Проснулся я на удивление выспавшимся и запах тухлятины уже не так резко бил в нос. Наспех поев, я направился в дальнейший путь, погруженный в воспоминания. Шел я долго и только лишь, когда солнце склонялось на небосводе, разница в ландшафте стала заметной – холм оказался явно выше, чем виделся мне издалека. Дойдя до самого его основания, я снова расстелил свою накидку и лег на нее, все так же погруженный в свои мысли. Однако неведомая сила не давала мне сомкнуть глаз, какое-то волнение бушевало во мне и как мне, казалось, я слышу едва уловимый шум воды, будто волны омывали непроглядный мрак, окружающий меня.

Собравшись с силами, я встал и накинув накидку, направился вверх по холму. Поднимаясь все выше, на душе становилось все легче, от чего-то складывалось впечатление, что, дойдя до верха, я увижу свет городов или может быть дорогу, но я не знал, как сильно я ошибаюсь. Дойдя до самого верха, я ужаснулся.

В свете поднявшейся луны я увидел практически отвесную пропасть с уступами и карнизами, позволяющими спуститься вниз. Если же не смотреть под ноги и не видеть возможности для спуска, складывалось впечатление, что я стою на самом краю мира и сейчас из бездны подо мной поднимется что-то огромное и невообразимо ужасное. Спустившись на пару десятков метров, я убедился, что склон становится более пологим и дальше я смогу спускаться без какой-либо опаски для себя. С каждым новым шагом я чувствовал себя все дальше от прежнего мира, прошлой жизни, но продолжал идти, поддаваясь неизвестному мне порыву. Складывалось впечатление, что я был первым в этом месте, не видевшем дневного света или живых существ, но увиденное мной далее, разрушило ошибочное представление о происходящем.

На противоположном крае из мертвой, гнилой земли вырастал огромный, пугающий монумент, явно сотворенный рукотворно. О неприродном происхождении говорили, как и ровные грани объекта, так и барельефы, выполненные точной рукой мастера. Увлеченный монументом, я приближался к нему, пока не наступил в воду. Только сейчас я заметил, что пропасть наполняла небольшая река, стекающаяся к дьявольскому обелиску. Даже стоя в воде, я смог различить письмена, выполненные на