Библейские истории для взрослых - Джеймс Морроу

Вокруг смрад. От смрада ядовитых испарений Шейла давится неукротимой рвотой. Неужели гниющие нечестивцы зловоннее разлагающихся праведников? Когда придет ее час, неужто трупная вонь ее тела отпугнет даже мух и стервятников?

Шейла хочет смерти, но плоть противится, заставляя вздымать голову к небесам и судорожно глотать открытым ртом спасительную влагу. Забыть о голоде труднее, мучают рези в животе, словно там поселился жалящий скорпион; они настолько болезненны, что Шейла решает добавить к списку своих грехов еще и каннибализм. Но вдруг, на дне лодки, она замечает двух прижавшихся друг к другу черепах, напуганных и растерянных. И одну из них она съедает живьем, начав с головы, долго пережевывает кожистые ткани и запивает их солоноватой кровью.

Размытое пятно впереди оборачивается темной горой. Морское чудовище, решает она, злобное, с острыми зубами, ненасытное… воплощение самого Яхве, жаждущего избавить землю от Шейлы. Отлично. Ладно. Аминь. Она с трудом поднимает весло, тяжелое, как жернов, и гребет, продираясь через трупы утопленных князей и раздувшихся от воды лошадей, прямо на неповоротливое божество.

И вот он, Бог. Лобовое столкновение разносит лодку в щепки, словно крокодил разбивает хвостом скорлупу. Вода накрывает Шейлу с головой, холодная тьма поглощает ее, и с последним вздохом она выплевывает комок слизи в угрюмый и бесстрастный лик Яхве.

Судовой журнал

20 июня 1057 года от Сотворения мира

Яхве ничего не говорил о спасшихся. И все же сегодня утром мы наткнулись на двоих.

С Testudo marginata никаких проблем. Черепах у нас много, целых двести двадцать пять видов, Testudinidae, Chelydridae, Platysternidae, Chelonidae, и это еще не все. Нечистые твари, несъедобные, бесполезные. Бросили ее назад в воду. Скоро доплавается до смерти.

Homo sapiens же — совсем другое дело. Напуганная, обезумевшая, она цеплялась за разбитую лодку, словно обнимающий дерево ленивец.

— Яхве выразился недвусмысленно, — выкрикнул Хам, перегнувшись через поручни «Эдема II» в бушующий шторм. — Все, кто не принадлежит к нашей семье, заслуживают смерти.

— Она из запятнанного рода, — добавила его жена. — Проститутка. Оставь ее.

— Нет, — возразил Иафет, — мы должны бросить ей линь, как поступили бы все добродетельные люди.

У его юной невесты своего мнения нет. Что касается Сима и Фамари, появление блудницы стало очередным поводом для перебранки.

— Иафет прав, — настаивал Сим, — возьми ее к нам, отец.

— Пусть Яхве сам с ней разбирается, — огрызнулась Фамарь, — и пусть наводнение выполнит свое предназначение.

— А ты как думаешь? — спросил я у Реумы.

С легкой улыбкой жена моя указала на шлюпку.

Я велел спустить небольшую шлюпку. Иафет и Сим поплыли к блуднице по вздымающимся волнам, оторвали ее от лодки, перетащили через транец. С небольшим трудом мы подняли ее на борт «Эдема II» и положили бесчувственное тело на палубе. Похотливая моржиха, тучная и распутная. С короткой толстой шеи свисала низка крысиных черепов. Когда Иафет надавил ей на грудь, изо рта фонтаном хлынула вода, и она исторгла стон и кашель, похожий на рев яка.

— Кто ты? — вопросил я.

Она вперила в меня изумленный взгляд и снова лишилась чувств. Мы снесли ее вниз, к свиньям, таким же нечистым тварям, как и она. Реума сняла напитавшиеся водой одежды гостьи и поморщилась при виде изрытой язвами и трещинами кожи.

— Грешница или нет, но Яхве счел нужным пощадить ее, — заметила моя жена, заворачивая блудницу в сухую плащаницу. — Мы — орудие его амнистии.

— Возможно, — бросил я, хлестнув словом, словно кнутом.

Окончательное решение, разумеется, за мной, а не за моими сыновьями или их женами. Не очередное ли испытание мне эта блудница? Потопил бы истинный приверженец Бога этот плавающий человеческий обломок без всяких колебаний ?

Даже спящая наша гостья — воплощение греха: волосы ее — рассадник вшей, дыхание ее — скверна.

Шейла просыпается под тихое похрюкиванье свиней. Огромный темный шатер окружает ее, влажный и сочащийся каплями воды, словно погруженная в болото корзина. Ноздри обжигает смесь зловонных запахов. И думает она, что Яхве проглотил ее и заточена она в утробе его.

Глаза постепенно различают свет. Скрипит деревянная ляда, поворачиваясь на кожаных ремнях. Приближается молодой мужчина, протягивает ей бурдюк с вином и вареную баранью ногу.

— Мы во чреве Бога? — спрашивает Шейла, приподнимая на локтях свой массивный торс. Кто-то переодел ее в сухое. Усилия, затраченные на вопрос, утомляют, и она валится на солому, провонявшую свиньями. — Это Яхве?

— Последнее из его творений, — отвечает молодой мужчина. — Мои родители, братья, наши жены, птицы, звери — и сам я. Вот. Ешь. — Иафет, а это он, подносит баранину к ее губам. — По семь всех чистых животных, столько нам было позволено. Через месяц у нас ничего не останется. Наслаждайся, пока есть что есть.

— Я хочу умереть.

И вновь обильная плоть Шейлы иного мнения: она пожирает баранину и жадно глотает вино.

— Если бы хотела умереть, — возразил Иафет, — то не цеплялась бы так за лодку. Добро пожаловать на борт.

— На борт? — переспросила Шейла. Иафет весьма привлекателен. Вьющаяся черная бородка возбуждает в ней желание. — Мы в лодке?

Иафет кивает:

— «Эдем II». Из дерева гофер[2], от носа до кормы. Теперь это весь мир, больше ничего не осталось. Яхве хочет, чтобы ты была с нами.

— Сомневаюсь.

Шейла знает, что ее появление здесь — случайность. Просто недосмотр. Никому она здесь не нужна, тем более Богу.

— Это построил мой отец, — объясняет молодой человек. — Ему шестьсот лет.

— Впечатляет, — скривилась Шейла.

Ей знаком этот типаж, высушенный патриарх с причудами, спотыкающийся о свою бороду. Последние пятьсот лет не прибавляют мужчине ничего, лишь превращают кожу в пергамент, а мужскую гордость в обвисшую тряпку.

— Ты проститутка? — спрашивает Иафет.

От качки внутри у Шейлы все трясется. Она подносит бурдюк к губам, и щеки раздуваются мешками.

— А еще пьяница, воровка, детоубийца, — ее губы растягиваются почти до ушей, — и извращенка.

Она сует ладонь за пазуху и вываливает левую грудь. Ахнув, Иафет пятится.

В другой раз, возможно, они возлягут. А сейчас у Шейлы нет никаких сил, да и вино ударило в голову. Она валится на солому и засыпает.

Судовой журнал

25 июня 1057 года от Сотворения мира

Раскололи льдину, внесли тридцать тонн льда на борт. Еще какое-то время мясо не протухнет: тигры, волки и плотоядные ящеры наедятся вволю.