Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра - Теодор Далримпл

в попытке вернуть эту злосчастную десятку.) В нашем обществе до сих пор имеются уголки (и, возможно, не столь уж немногочисленные, как мы предпочитаем думать), где считается, что такие суммы стоят того, чтобы за них драться. И даже того, чтобы ради них убивать.

В большом городе, где жил убитый, он был одним из тех безработных, которые организуют неформальный питейный клуб весьма распространенного типа: члены клуба подгоняют дни получения очередных социальных выплат так, чтобы можно было покупать выпивку всю неделю (в понедельник всех угощает один член клуба, во вторник — другой и т. д.). Во время запоя он одолжил у кого-то из коллег по клубу десять фунтов, а затем упорно отказывался их отдавать. Остальные четыре члена клуба (в том числе женщина лет тридцати) отправились к нему выбивать должок. Именно ее меня и попросили обследовать — на предмет возможных смягчающих обстоятельств по психиатрическим причинам. Ее адвокат предположил, что она, возможно, умственно неполноценна.

Ее линия защиты была такова: она ничего не делала, она только наблюдала. Это они его убили. Разумеется, все они утверждали о себе то же самое. Но какое же ужасное насилие! Четверка обратила квартиру жертвы в многоквартирном доме-башне в пыточную камеру. Несчастный был не только алкоголиком, но и инвалидом, на грани инфаркта, и он мог лишь с трудом забираться на свое инвалидное кресло и слезать с него (электрический привод позволял наклонять спинку под разными углами). Тем легче им было его пытать. Они сломали ему обе ноги, они переломали ему ребра (все ребра до единого), они раздробили ему череп. Они кипятили воду в чайнике и поливали его. На это ушел не один чайник воды. И все-таки они не получили обратно свои десять фунтов.

В конце концов они решили, что денег у него и правда нет, что он не пытается их «обдурить» (как выражаются в этих местах). Четверка покинула квартиру и двинулась выпить — уже употребив тот алкоголь, который нашелся в квартире жертвы. Они оставили его живым, точнее — едва-едва живым. По-видимому, не прошло и часа после их ухода, как он умер.

Но вот что поразительно: как и в случае Фреда Уэста, я не проникся к обвиняемой такой уж полнейшей антипатией. В тюрьме ей пришлось сидеть трезвой, и это произвело на нее прямо-таки чудотворное действие.

Она не чувствовала за собой никакой вины, ведь она просто наблюдала. Но ее, судя по всему, не особенно беспокоило то, свидетелем чего она стала. Она сказала, что не ушла и не позвала на помощь, потому что ее не пускали остальные. Но как же насчет последовавшей общей выпивки?

— Я побоялась с ними не идти.

Защита считала, что уровень интеллекта этой женщины, возможно, слишком низок, чтобы она участвовала в судебном процессе. Сам я полагал, что это не так, но все-таки предложил официально проверить ее умственные способности. В тюрьме, где она содержалась, работали два психолога, но они отказались выполнять эту проверку. Казалось, мое обращение вызвало у них даже некоторое раздражение, как если бы они были хирургами-кардиологами, а я просил их подстричь больному ногти на ногах. Они заявили, что им за это не платят, однако все-таки дали мне телефон психолога, занимающегося частной практикой. Но тут возникла еще одна трудность. Психолог заломила такую цену, что ни сторона обвинения, ни сторона защиты не выдержали бы расходов.

Поэтому я взялся самостоятельно протестировать когнитивные способности обвиняемой. В частности, я спросил у нее, помнит ли она что-нибудь из недавних новостей. Так уж совпало, что как раз незадолго до этого одну особенно злобную психопатку приговорили к пожизненному заключению за то, что она зарезала трех мужчин. Обычно такие преступления совершают мужчины.

— Ну да, — ответила моя подопечная, — в газетах писали про эту жуткую женщину, которая убила трех мужчин.

И добавила:

— Прямо не знаю, куда катится мир.

«Бешен был и дик»

Постоянно существует некое напряженное противоречие между двумя подходами: рассмотрением людей как отдельных личностей и как представителей того или иного класса. Из того факта, что стрэтфордские мальчишки обычно не отправлялись в Лондон, чтобы сделаться актерами, можно было бы сделать ошибочный вывод о том, что Шекспир никогда не был актером в Лондоне. А из того факта, что его труды уникальны для мировой литературы, можно было бы сделать ошибочный вывод о том, что их автор вообще не мог существовать.

Разумеется, убийство — худшее из преступлений, но это вовсе не значит, что убийцы обязательно худшие из людей. У вас может вызвать замешательство то, что вам нравится человек, задушивший кого-то голыми руками, однако такое часто случалось со мной на моем профессиональном пути — и как психиатра, и как тюремного врача. И ведь не то чтобы я при этом думал: «Если бы не милость Божья, со мной тоже могло бы случиться такое». Мне как-то никогда не хотелось никого задушить, как бы сильно я ни срывался. Но большинство людей не полностью характеризуются единичным худшим поступком в их жизни, пусть даже это их единственный поступок, имевший хоть какое-то общественное значение: их личность никогда этим не исчерпывается.

Конечно же, некоторые убийцы не заслуживают какого-либо естественного сочувствия. Помню одного мужчину, который за двенадцать лет до нашей встречи с ним насадил трех детей на заостренные прутья садовой ограды, потому что они слишком шумели; его оставили посидеть с ними, а ему хотелось посмотреть телевизор. Будучи человеком с ограниченным воображением, он — даже проведя за решеткой много лет — не мог представить себе, что совершил нечто дурное. Он угрожал смертью моему коллеге-медику, поскольку тот отказался выписать ему таблетки снотворного. Было ясно, что этого заключенного никогда не отпустят на свободу, а поскольку ему нечего было терять (даже если он совершит еще одно убийство), к его угрозе отнеслись серьезно: его быстро перевели в другую тюрьму.

Подобные люди вынуждают нас задаваться важными метафизическими вопросами, на которые по сей день не нашлось ответа, — может быть, на них в принципе нельзя отыскать ответ, поскольку они являются философскими по самой своей природе. Такой человек почти наверняка относится к тем, кого некогда принято было именовать нравственно безумными; столетие спустя его нарекли бы психопатом (термин придумал немецкий психиатр Юлиус Кох в конце XIX века), затем — социопатом; в наши дни сочли бы, что он страдает «антисоциальным расстройством личности». Психиатры почему-то думают, что они расширяют научное знание и понимание, когда меняют терминологию.

С самого первого момента своей жизни,