Взметайся, разум мой, в небесны дали - Геннадий Владимирович Тараненко

class="v">Не слышат звон монет.

P. S.

Пророком можешь ты не быть,

Но человеком быть обязан.

Но если ты уже пророк,

То путь назад тебе заказан.

Что-то неземное

Кто мне писал-писал стихи?

Кто диктовал все эти строки?

Кто ночью отпускал грехи,

А поутру — искал пороки?

Кто тот, стоящий за спиной,

Передвигающий фигуры?

Грозящий славой и сумой

Великий гений режиссуры?

Не выйдет никогда на свет,

Лицо всегда закрыто маской.

Не станет он держать ответ,

Боясь пред публикой огласки.

Он Бог иль всё же человек?

А может, что-то неземное…

Давным-давно

Он попросился на ночлег,

Оставшись жить всю жизнь за мною.

Пьяный

Не говорите мне, что я глупею пьяный,

Что я несу всё это время чушь.

Да просто грустью я по жизни обуянный

И становлюсь, похоже, неуклюж.

Я в точности похож на моряка при качке,

И брызги волн, как слёзы, на лице.

Я с регулярностью решаю по задачке:

А что в начале было, что — в конце?

Мне помнится: вначале был сосуд прозрачный —

В нём чистая вода из родника.

А взгляд на мир такой простой и однозначный,

И полная готовность для прыжка.

А что в конце? Сорокоградусная водка.

И огурец сиротский на столе.

Седая грустная облезлая бородка,

Потухший взор, повисший на стекле.

Где-то знают, как надо

Где-то знают, как надо.

Где-то знают, как жить.

Не меняя фасада,

Бунтарей не будить.

Они сверху приказы,

Они сверху мозги.

Нам простым и чумазым:

Мысли, взгляды, шаги.

Мы на ниточках люди

Смеха ради висим.

На нелепом этюде

Лишь в сторонке стоим.

Но спросите у «Гугла»

Про глобальный развод:

«Всё же кто из нас кукла,

Ну, а кто — кукловод?»

Если будет в настрое,

Он ответит тебе:

«Ты и то, и другое,

Я в тебе, ты во мне».

Дольмены

Из камня плиты, как вопросы,

Давя всей тяжестью на грунт,

Ведут уж сотни лет допросы —

Кто знает к душам их маршрут?

Кто наконец раскроет тайну,

Поняв их истинную цель,

В хитросплетениях бескрайних

Пророет к Логосу туннель?

И там, во чреве матерь-камня,

Прольётся серебристый свет.

А луч, немного хулиганя,

Покажет чёткий Божий след.

И тот поймёт, что эти камни —

Древнейший созданный портал,

Прямые связи с Небесами,

Переходящие в астрал.

Дольменов путь совсем неблизкий,

Они как тайный камертон,

Перед историей расписка

И скрытый смысл пред вечным сном.

Когда туристы стали разъезжаться…

Когда туристы стали разъезжаться

И с моря потянуло холодком,

Решили мысы бухты пообщаться

И вспомнить между делом о былом.

Того, кто слева, звали Толстым мысом.

Он с гордостью в руках держал маяк.

Смотрел он вдаль с таким глубоким смыслом,

Над ним светился словно Божий знак.

А справа нежился в лучах заката

Мыс Тонкий — утончений господин.

Играл он в паре роль аристократа,

Похож был на шикарный лимузин.

История в серёдке восседала,

Качаясь в центре бухты на буйке.

Чтоб не было меж мысами скандала

В дебатах жарких о Геленджике.

Ты виноват, что не такой как я

Ты виноват, что не такой как я,

На всё ты смотришь как-то по-другому.

И в зеркале сегодняшнего дня,

Себя ты видишь явно по чудному.

Мне не понять как твой устроен мозг,

Где он свободен, где на цепь посажен.

И где тебе так важен внешний лоск,

Когда труслив ты, а когда бесстрашен.

Меж нами просто пропасть пролегла,

И там на дне осколки нашей дружбы.

А мост сожжён уже давно до тла,

И диалог обоим нам не нужен.

Ну что война? Мы к этому пришли?

И мир, пусть катиться к чертям собачим?

А лица светлые лежат в пыли,

Как прошлый реквизит деньков ребячих.

Но стоп, постойте, есть же Бог!

Он должен нас обоих образумить,

И в споре нашем подвести итог,

Возникшему кровавому безумью.

Ночь. Темно. Ухожу

Ночь. Темно. Ухожу.

Ухожу навсегда.

Чуток мыслей сложу

В чемодан и — айда!

Вы забудьте, что жил.

Жил на этой земле.

Всем долги заплатил

И исчез вдруг во мгле.

Человечек простой.

Не высок, не урод,

Не весёлый, не злой —

Рядовой пешеход.

Круглый шарик меня

Приютил лишь на миг.

А теперь вот и я

Стал его выпускник.

В раздумьях о смерти