Кровь и струны - Шая Воронкова

и осторожно выглянула из-за угла, прикрывая лампу рукой. До этого каждый ее шаг отдавался гулким эхом, поэтому наступившая тишина заставила холодок поползти вниз вдоль позвоночника.

Эстелле нельзя находиться здесь. Она чувствовала себя домашней кошкой, забредшей в лес. Но что еще делать, если полюбила «дикого кота»? Эстелла закусила губу. Она боролась с любопытством каждый раз, когда Ранни спускался в тайный ход вместе с отцом, но победило оно только сегодня. Потому что Ранни впервые пришел не один.

Коридор за углом оказался пуст. Эстелла сделала глубокий вдох, представляя, как на ее плечах появляется плащ-невидимка, и так же медленно выдохнула. Пальцы, держащие лампу, перестали дрожать, и оранжевые отблески остановились. Пригибаясь и вжимая голову в плечи, словно это могло сделать ее незаметнее, Эстелла двинулась вперед. Здесь потолок был выше, а на стенах горели факелы, воткнутые в металлические крепления. На камне виднелись неровные круги въевшейся копоти.

Эстелла замедлилась, с любопытством оглядывая одинаковые двери, но одернула себя и направилась к последней. Не потому, что уже была там, а как раз наоборот: только в эту комнату отец ее не пускал. У двери Эстелла остановилась — гулко стукнули о пол каблуки туфель — и, поставив лампу у стены, приложилась к прохладному дереву ухом. Сперва ничего не было слышно, но потом удалось различить приглушенные голоса.

— Как продвигается? — спрашивал отец.

— Все по плану, — отвечал ему низким голосом Ранни.

Эстелла не смогла сдержать улыбки и поерзала на месте, заставив платье зашелестеть. Вот бы увидеть… Может, приоткрыть дверь? Эстелла замерла, пораженная собственной смелостью. «Нельзя. Заметят. Обязательно заметят!» — протестовал внутренний голос, будто невидимая гувернантка, угрожающе качающая пальцем.

Но тогда удастся увидеть Ранни…

Эстелла вознесла краткую молитву Сиро и осторожно потянула за ручку. Внутри все сжалось, но скрипа не последовало — дверь мягко приоткрылась, словно ее регулярно смазывали. Стискивая дрожащими пальцами подол и едва дыша, Эстелла осторожно приникла к щели. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которая подглядывает за взрослыми. Но отступать было поздно.

В комнате разливался мерный оранжевый свет. В зазоре виднелся кусочек стола с лежащим на нем свертком и высокие отцовские сапоги. Такие начищенные, что всполохи огня отражались в них расплывчатыми бликами. Эстелла затаила дыхание, прислушиваясь. Из-за промедления она пропустила часть разговора и теперь пыталась в него вникнуть.

— Все слишком затянулось. Мы и так ходим по льду, так что я хочу точно знать, когда он треснет.

Голос отца звучал слегка устало, но твердо. Сапоги медленно прошлись взад-вперед, на мгновение остановившись перед щелью. Эстелла испуганно зажала рот ладонью, но отец, постояв, вновь вернулся к столу.

— Я понимаю, мой лорд. Что по поводу вопроса, о котором…

— Мы обсудим его позже.

Отец оборвал Ранни в своей манере: мягко, но непреклонно. Остро захотелось увидеть любимое лицо, и Эстелла осторожно переместилась влево, меняя точку обзора. Ранни обнаружился у шкафа с какими-то склянками — девушка узнала его по похожим на костер волосам. Рядом с ним стоял тот, второй: невысокий, тощий юноша с жесткими, зачесанными на бок прядями.

— Хорошо, — легко согласился с требованием отца Ранни и подтолкнул юношу в спину. — Давай, Крысенок.

Тот насупился, но зашагал — сперва по инерции, а потом уже сам. Дойдя до стола, юноша остановился и потянулся к свертку. Ткань с шелестом соскользнула на пол, обнажив что-то округлое и белесое. Эстелла вгляделась вперед и не смогла не дернуться от ужаса: пальцы Крысенка бережно придерживали человеческий череп. Захотелось вскочить и убежать прочь, но вместо этого она оцепенела.

Юноша медленно провел по черепу пальцами. От того, насколько привычным вышел этот жест, под кожей пробежали мурашки. Крысенок глубоко вздохнул — поднялись и опустились плечи — и, обхватив череп по бокам ладонями, приложил к своему лбу. Так, словно воссоединился с давно потерянным другом или братом.

Сперва ничего не происходило, лишь мгновения тягуче длились одно за другим. Спина Эстеллы начала ныть, а подол, казалось, потяжелел раз в сто. Крысенок замер с закрытыми глазами, веки его не двигались. И тут вдруг волосы на голове юноши зашевелились.

Сначала Эстелла подумала, что ей показалось, но пряди качались все заметнее, словно их колыхал ветер. Притом ворот куртки Крысенка не двигался, как и раньше. Невидимый ветер усилился, взлохматил копну волос, хлестнув по щекам, и затих. Пряди застыли в воздухе, словно время на мгновение остановилось, а потом медленно опали обратно. По черепу пробежала рябь и отдалась дрожью в держащих его пальцах.

Эстелла сглотнула. Ее мутило все сильнее и сильнее, но ноги отказывались слушаться, вынуждая продолжать смотреть. Крысенок шипяще выдохнул сквозь сомкнутые зубы, резко и почти болезненно. То ли так падал свет, то ли глаза Эстелле врали, но вены на руках юноши вдруг вздулись и засияли жемчужно-белым.

Однако стоило моргнуть, как наваждение пропало. Крысенок медленно, словно преодолевая сопротивление, опустил череп обратно на стол и приоткрыл глаза, растерянно моргая.

— Ну? — поторопил его Ранни.

Юноша беззвучно зашевелил губами, вздрогнул, прокашлялся.

— Скоро… очень скоро… — неожиданно звонко сказал он, но под конец сорвался на сип. — Месяца три максимум — и все будет кончено.

Отец досадливо цыкнул. Эстелла не видела, но представила, как он задумчиво трет переносицу, перебирая варианты.

— Можешь замедлить это или остановить? — спросил он.

Крысенок, уже успевший отступить к Ранни, словно пугливый зверек, помотал головой.

— Нет, наверное… Может, смогу погрузить в сон, но не знаю, удастся ли пробудить ее снова. Да и это только отсрочит смерть. Совсем чуть-чуть.

Юноша звучал неуверенно и сам путался в том, что говорил. Отец вздохнул.

— Хорошо. Тогда действуем дальше, как и собирались.

Ранни улыбнулся — понимающе, но хищно. Эстелла все еще не привыкла видеть его таким… довольным, как зверь, спущенный с цепи.

— Слушаюсь.

Он кратко, с почтением кивнул и потрепал Крысенка по плечу. Тот вздрогнул, приходя в себя. Отец продолжил:

— А по поводу нашей маленькой помехи — время настало, я развязываю тебе руки. Сейчас мне меньше всего хочется видеть на доске лишние фигуры.

В этот раз улыбка на лице Ранни была такой же ослепительной, как солнце. Он поклонился, плавно проведя рукой в сторону, и рыжие волосы мелькнули в воздухе языками пламени.

— Благодарю, мой лорд.

Странное дело, но его слова возымели такой же эффект, как щелчок кнута над ухом. Эстелла с непонятно откуда взявшейся прытью вскочила на ноги и, подхватив лампу, понеслась вверх по лестнице. Казалось, она стала оленем, бегущим от стаи гончих.

Мысли в голове путались мотками пряжи. Ах, милый Ранни, во что же ты влез?