Просто птицы - Татьяна Майстери

за плечо и потащила к двери, словно куклу. Ещё один монстр в её жизни…

В коридоре обрушился шквал желчи, из большой зубастой пасти потекла жёлтая пахучая слюна с примесью яда.

— Ты как с учителями разговариваешь? Совсем с ума сошла? Ты что меня позоришь, я тебя так воспитывала? Что ты молчишь, глазами хлопаешь, отвечай! Я тебя так воспитывала? Ну, молчи, дома молчи, здесь молчи, мне всё равно. Без компьютера и телефона посмотрим, как ты заговоришь.

На пустом лице вдруг появилось сияние медленно растягивающейся улыбки, словно ангельский свет озарил коридор.

— Нет, вы посмотрите, она ещё и улыбается! Ну поулыбайся мне ещё, дома отец тебе так ремня всыплет, вмиг улыбку сотрёт.

Без компьютера, без телефона…Там, на крыше, с ним. Прижиматься к его коже, гладить бархатные крылья, верить… Мечтать.

Дома осуществилось всё, что обещали: ни компьютера, ни телефона, ни графического планшета вдобавок. А отец выпорол ремнём, да и взялся за рюмку. Когда он представал в своём привычном обличие — пустые безжизненные глаза, полуоткрытый рот с резким запахом, несвязные мысли — он был ей привычнее, он был собой. Бледный вампир, поглощающий всё вокруг, особенно её жизненную энергию. Уже потом, спустя годы, она научилась её прятать от него по закоулкам души, а он всё вытряхивал, проверял каждый миллиметр… но не находил. Получив свою дозу боли и разочарований, Вероника дождалась ночи, когда вампир уснёт над кубком, а монстр-мать погрузиться в мир мелодрам и мыльных опер. После чего она выбежала в холодные объятия тёмных тоннелей, по которым пробралась на ту же крышу. Там её уже ждал Незнакомец.

— Ты услышал мою просьбу!

От неожиданности девушка застыла на месте, во все глаза смотря на планшет в его руках.

— А ещё я знал, что ты замёрзнешь.

Незнакомец смущённо улыбнулся, не в силах оторвать от неё глаз. Он жестом пригласил Нику присесть рядом, и девушка без осторожности подошла и упала. Именно упала — в его объятия. Незнакомец поймал, прижал к себе, и они засмеялись, а смех слился в единый звук — музыку. Парень накрыл голые плечи Ники тёплым пледом и опустил голову на мягкую макушку. Волосы её пахли яблоком и мёдом. Девушка без стеснения взяла из рук Незнакомца планшет, вытащила из кармана стилус и стала творить. Шло время, разгоняемое порывами холодного ветра, а на экране вырисовывались всё новые черты. Парень и девушка падали с небес, а может — в них. Со всех сторон была голубая дымка и белые перистые облака. Пара без крыльев, они раскинули руки навстречу полёту и полностью отдались ветру. Полёт ли? Ведь они падали, и не знали, разобьются или растворятся. А полёт — это поймать нужный поток и лавировать, парить, забываться…

— Полёт — это перемещение из реальности в «закулисье». Не в другой мир, а лишь на другую сторону своего собственного.

Голос незнакомца рассекал ночной воздух и шелестом отражался в ушах Вероники. Она, не отрывая взгляд от планшета, улыбнулась.

— А мне кажется, это наркотик. Один раз попробуешь — и больше не остановишься, рвёшься в небо. И ничто не может остановить. Всё вокруг становится каким-то серым, неинтересным, искусственным. И лишь мгновение, проведённое в объятиях облаков, настоящее…

— Хочешь полетать?

Девушка отложила стилус, посмотрела на нежную полуулыбку Незнакомца, которая теперь была так близко к её лицу… Прижавшись холодными губами к его щеке, медленно отодвинулась и кивнула. Глаза вновь заискрились в ночи.

Незнакомец любил неожиданно упасть с высоты, рассекая воздух ничего не значащими телами, а затем взмыть в небо так, будто они стали легче облаков и вообще всего, что в мире создано. И сейчас он отложил планшет Ники в сторону вместе со стилусом, посильнее укутал в плед и взял за руку. А затем упал спиной назад, потянув Нику за собой. Теперь она могла видеть стремительно приближающуюся землю. Плед развевался на ветру, пока совсем не улетел, обнажив их обоих. Ещё секунда — и его спина, её лицо, всё встретилось бы с чёрным асфальтом. Сначала Незнакомец бы врезался в него своими крыльями, сложенными за спиной. Они бы размазались, оставляя за собой кровавые следы и клочки белой кожи. А затем удар пришёлся бы и на кости, на позвоночник, раздался хруст и…всё. Глаза безжизненно замерли, остекленели и погасли, будто кто-то выключил в них свет. А она упала бы с него и покатилась, покатилась… Лицо бы превратилось в жуткое месиво крови, кожи и волос, с тем же хрустом ломались бы рёбра, кости ног и рук. Остановилась бы она, перевалившись на живот, да так и замерев. Лицом вниз, чтоб не показывать никому своих потухших глаз и потока кровавых слёз. Никто бы не узнал в этом уродливом теле Веронику с карими, порой чёрными глазами. Девочку, любившую летать. Монстры из школы говорили бы о ней только хорошее, а мать с надрывом рыдала на её могиле. Отец скончался бы от отравления, ведь запил бы ещё пуще прежнего. Но…

— Хватит, Ника, хватит…, — шептал он на ухо, собирая её сердце по кусочкам.

Маленькое хрупкое тело сотрясали рыдания. Глаза застелила пелена слёз, и она больше не видела тёмного неба и облаков, не видела города, горящего сотнями огней, не видела машин и маленьких никчёмных людей, видела лишь белый ворот его заплаканной рубашки, вдыхала его запах жжёных перьев.

— А мы не ангелы, парень…

Хрипло пропел он, и сквозь слёзы Вероника, наконец, засмеялась. Вышло несколько зажато, будто смех лишь прорывался наружу сквозь тёмные слои её мира.

— Нет, мы не ангелы. Там, на пожаре…

Утратили ранги мы

Нет к таким ни любви, ни доверия

Люди глядят на наличие перьев

Мы не ангелы, парень

Незнакомец закружил девушку в воздухе, словно в пируете, и смех разнёсся по небесам.

Она смотрела из окна своей комнаты туда, вверх, будто ожидая его. Но они только расстались… А сон всё не шёл. Небо ласково глядело на неё глазами-звёздами и гладило по лбу, искрилось и сияло, и звук у неба был, как у шкатулки, словно колыбельная. Вероника вглядывалась в тёмный омут, будто ища пару голубых глаз, но не находила. Он был где-то там, сидел сейчас и смотрел точно также, ища её. Она это знала. Она знала…

Однажды в столовой монстры подкрались к ней ближе. Она всегда сидела с девочками-одногодками за одним столом и ела безвкусный бульон, называемый супом, или отвратительные комки каши. В этот раз были комки и чай, по вкусу больше похожий на жёлтый сладкий