Книга теней - Жаклин Уэст

– Управляющие имуществом решили продать дом вместе со всем содержимым. Само собой, вы можете распорядиться им, как считаете нужным, – сообщил мистер Хэмберт сочувственным тоном, словно такая масса книг в доме была ужасным бременем.

– Идеальное место, чтобы работать, редактировать и писать статьи… как ты считаешь? – мечтательно спросила миссис Данвуди у мужа.

– О да, здесь очень уютно, – согласился тот. – Знаешь, мне кажется, мы уже готовы принять решение… не правда ли, дорогая?

Мистер и миссис Данвуди снова обменялись зачарованными взглядами, и мистер Данвуди объявил:

– Мы его покупаем.

Лицо мистера Хэмберта приняло оттенок сочного помидора. Он забулькал, засиял и принялся трясти руку мистера Данвуди, потом миссис Данвуди, а потом опять мистера Данвуди.

– Прекрасно! Прекрасно! – прогремел риелтор. – Мои поздравления – это отличный дом для семьи! Столько места, такая история… Давайте быстренько заглянем на второй этаж, а потом можно будет вернуться ко мне в офис и подписать бумаги!

Компания во главе с радостно пыхтящим мистером Хэмбертом затопала наверх по вытертому ковру. Мистер и миссис Данвуди шли рука об руку, глядя на высокий потолок с такой улыбкой, словно там была написана какая-то восхитительная арифметическая теорема. Олив плелась позади, ведя по перилам рукой и собирая густую пыль. Добравшись до верхней ступеньки, она скатала пыль в комочек и сдула его с ладони. Он неторопливо спланировал вниз, за перила, мимо старомодных стенных светильников, и опустился в темный холл.

Ее родители исчезли в одной из спален, только слышно было, как мистер Хэмберт то и дело восклицает: «Прекрасно! Прекрасно!»

Стоя в одиночестве на лестничной площадке, Олив прислушивалась к ощущениям. Огромный каменный дом окружил ее со всех сторон. «Это наш дом», – сказала она себе, просто чтобы попробовать слова на язык. – «Наш дом». Слова повисли в воздухе, будто дым свечи. Но не успела девочка их толком осознать, как они уже растворились в нем без следа.

Она медленно повернулась вокруг своей оси. Кажущийся бесконечным коридор простирался и в один конец дома и в другой, теряясь во тьме. Тусклый свет единственной висячей лампы очерчивал силуэты картин на стенах. За спиной, у лестницы, висело особенно большое полотно в толстой золотой раме. Олив нравилось рисовать, но обычно она изображала выдуманных существ, о которых читала в книгах. Однако ничего подобного ей никогда в жизни рисовать не приходилось.

Олив вгляделась в картину. Это был пейзаж с ночным лесом. Голые ветви деревьев сетью оплетали темное небо. Между облаками высунула круглое лицо луна, проливая свет на дорожку из белого камня, которая вела в темную чащу и там исчезала. Но Олив показалось, что где-то – быть может, на краю этой белой дороги, или уже во тьме, до которой лунные лучи не могли дотянуться – где-то там на этой картине было еще что-то иное. Что-то, что она почти видела.

– Олив? – Из дверного проема дальше по коридору высунулась голова миссис Данвуди. – Разве ты не хочешь посмотреть на свою комнату?

Девочка медленно отошла прочь от картины, то и дело оглядываясь на нее. Она еще разберется во всем этом, пообещала себе Олив. Для этого у нее будет достаточно времени.

Через две недели семейство Данвуди окончательно поселилось в новом доме. Все вещи переехали из их трехкомнатной квартиры и теперь были разбросаны по старому каменному дому на Линден-стрит. В стенах огромной усадьбы их скромные пожитки казались неуместными, как если бы крошечные инопланетяне пытались сойти за своих на викторианском балу. На старом деревянном столе в библиотеке поселился дорогой компьютер, и антикварные книги словно поглядывали на него с легким недоверием. На кухне не хватало розеток для всей их бытовой техники, но в каждом ящике, в каждом углу обнаруживались приспособления, о назначении которых оставалось только гадать – по мнению Данвуди, они с равным успехом могли оказаться и кухонной утварью, и пыточными инструментами. На стенах висели старые желтовато-коричневые фотографии, а шкафы в ванных были полны маленьких стеклянных пузырьков.

В одной из свободных спален Олив обнаружила древний комод, полный носовых платков и кружевных панталон, и еще перчатки с жемчужными пуговицами, и старые очки. Кроме того там были нитки искусственного жемчуга и бусин из цветного стекла, надев которые можно было поиграть в Клеопатру или в королеву Гвиневеру. Хотя мистер Хэмберт и сказал, что все в доме теперь принадлежит им, Олив всегда аккуратно заворачивала украшения и перчатки в бумагу и убирала обратно в комод, как они лежали до того. Почему-то ей казалось, что так правильнее. Будто она попала в музей, где с экспонатами можно играть, а не просто разглядывать их через стекло.

И все же Олив скучала по своей старой квартире, где выкрашенные в бежевый цвет стены стыковались под идеально прямыми углами, где не было неожиданных закутков, изогнутых коридоров, скошенных потолков, о которые вечно стукаешься лбом, выбираясь из ванны. Этот новый дом так и норовил ее подловить.

Данвуди до этого сменили множество квартир, но все они почему-то казались Олив одинаковыми. Все располагались в трехэтажных кирпичных домах, с одинакового цвета стенами и одинаковой формы окнами. Можно было случайно забрести в соседскую гостиную (если дверь оказывалась отперта), лечь на диван и включить телевизор и только потом сообразить, что ты не у себя дома. С Олив такое случалось не один раз.

Но каменный дом на Линден-стрит никто и никогда не перепутал бы с другим. Обветшалый, потемневший и странный, он был полон всяких закоулков, куда никогда не попадал свет. Когда менялся ветер, дом скрипел и стонал, словно выла собака или хныкал ребенок. Олив никогда еще – даже в приемной доктора, даже в школьном спортзале – не чувствовала себя такой чужой и одинокой.

К тому же картина у лестницы явно скрывала какую-то тайну. В первый вечер Олив стояла перед ней добрых полчаса, пока глаза не съехались к переносице, отчего ветви словно вылезли за рамку. Ничего. Ничего, кроме ощущения, что с картиной что-то не так.

И не только с этой.

Все картины в доме оставляли у нее в душе такие же странные ощущения. Прямо напротив двери в ее спальню висел пейзаж с убегающими вдаль холмами и крохотным рядом домиков на заднем плане. Небо было вечернее, и окна не светились. Но выглядели дома совсем не так, как если бы они спокойно спали в ожидании рассвета и нового дня, а так, будто затаили дыхание от ужаса. Словно скорчились под ветвями и задули свечи, стараясь остаться незамеченными. «Вот только чего они так боялись?» – размышляла Олив.

В тот вечер, когда семья впервые осталась в доме ночевать, миссис Данвуди поднялась уложить Олив в кровать. Девочка услышала мамины шаги на скрипучей лестнице и неохотно оторвалась от разглядывания картины. Она быстро кинулась в свою комнату и с такой скоростью зарылась в одеяла, что сбросила на пол несколько подушек.

– Приготовилась ко сну, солнышко? – спросила миссис Данвуди, заглядывая в дверь.