Книга теней - Жаклин Уэст

– В подвале? Я не хочу туда спускаться одна!

– Олив, ну хватит. Это всего лишь подвал. Можешь включить там все лампочки. И займет это всего минуту.

– Но, мам…

– Олив, если ты уже достаточно взрослая, чтобы остаться одна дома, то и в подвал тоже можешь спуститься одна.

Надувшись, Олив помешала розовую молочную кашу в пиале.

– Вот и умница. Ну, мне пора. Веселого тебе утра, солнышко.

Мама запечатлела у нее на лбу поцелуй с ароматом кофе и выпорхнула с кухни.

Когда миссис Данвуди уехала, Олив решила поскорее разделаться с этой пыткой. Она распахнула дверь так широко, как только это было возможно, и мгновение постояла на пороге подвала, вглядываясь в темноту, куда вели расшатанные деревянные ступени. А потом, словно пловец, ныряющий в бассейн с ледяной водой, она сделала глубокий вдох и бросилась вниз.

Фундамент у старого дома был каменный, только изредка тут и там выглядывали пятачки утрамбованной земли и крошащегося цемента, за которым пытались эту землю спрятать. Все вместе походило на древний, засохший праздничный торт, который покрывал глазурью пятилетний ребенок с завязанными глазами.

Освещали подвал голые лампочки, свисавшие с потолка на цепочках. Все вокруг густо оплела паутина – углы, пространство между лампочками, старые деревянные полки на стенах.

Олив включила все до одной лампочки и принялась запихивать мокрое белье в сушилку. Она уже засовывала последнее полотенце, как вдруг у нее закололо в затылке. Это случалось всякий раз, как на нее кто-то смотрел, и не единожды спасало ее голову от бумажек и снежков. Девочка резко развернулась. Позади никого не было – по крайней мере, она никого не увидела. Олив стукнула по кнопке «вкл» и ринулась обратно наверх, пытаясь перепрыгивать через две ступени за раз, хотя роста ей для этого не совсем хватало. Оказавшись в безопасности в залитой светом кухне, она с грохотом захлопнула дверь подвала и глубоко вдохнула. А потом поняла, что оставила свет включенным.

Олив знала, что трата электричества – ужасное преступление. Ей об этом рассказали на естествознании. Это почти так же плохо, как тратить воду или, что еще хуже, выбросить в мусор бутылку, которую можно отдать на переработку. Окружающая среда и так уже достаточно натерпелась, и оставлять свет в подвале на весь день было нельзя. Придется ей вернуться и выключить лампочки, а потом снова подняться по лестнице в темноте.

Олив тяжело вздохнула – родители не раз предупреждали ее о том, что нельзя давать воли воображению, с тех пор, как она, трехлетняя, будила их по ночам, жалуясь на акул, которые прятались у нее под кроватью. «Олив, золотце, – терпеливо объяснял ей отец, – вне воды акулу раздавит ее собственным весом. Ей у тебя под кроватью просто не выжить». Маленькая Олив кивала и сразу же начинала представлять, как акулы медленно задыхались среди клубов пыли. Но одиннадцатилетняя Олив несколько больше доверяла собственным фантазиям. Почему-то она была уверена, что в подвале скрывался кто-то еще. И этот кто-то наблюдал за ней.

Держась одной рукой за стену, девочка медленно двинулась вниз по ступеням. Каменная кладка под пальцами была грубой и холодной. И все же от этого прикосновения ей делалось капельку спокойнее. У подножия лестницы она помедлила и оглянулась вокруг. Лампочки пятнами освещали перекрестья деревянных балок на высоком потолке. То тут, то там свет стекал на неровные стены, очерчивая естественную фактуру камня. Сушилка спокойно жужжала в углу. Ее гул эхом отражался от стен пустого помещения.

Олив дернула за цепь первой лампочки. Свежие тени сомкнулись вокруг нее. Она отступила к следующей. Щелк! Комнату затопили новые тени, оставив светлое пятно лишь у лестницы. На этот раз Олив поднималась по ступеням, пятясь, чтобы убедиться, что то, что скрывалось в темноте, не подкрадется к ней сзади. Добравшись до последней лампочки, она погасила ее. И вот! – в углу что-то сверкнуло. Что-то ярко-зеленое. Что-то очень похожее на два глаза.

Наполовину ахнув, наполовину пискнув, Олив все так же спиной вперед выкатилась в кухню, грохнула дверью подвала и бегом понеслась к себе наверх, где на подушках ее спокойно ждал Гершель.

В тот вечер девочке никак не удавалось уснуть. Какое-то время ей казалось, что она уснула, но потом, открыв глаза, замечала, что на электронных часах прибавилось всего три минуты. Олив вздыхала. Взбивала подушки. Брыкалась ногами под покрывалом, чтобы оно вздымалось, как парашют. Слушала, как вдалеке родители деловито стучат по клавишам компьютеров, между делом переговариваясь.

Она попыталась считать овец, но запуталась в районе сорока двух. У нее с математикой всегда было неважно. Считая до ста, Олив вечно пропускала один десяток – переходила с семидесяти девяти сразу к девяноста, а родители обменивались поверх ее головы горестными взглядами.

– Все, сдаюсь, – сказала она Гершелю, подняв его над собой на вытянутых руках. Черные глаза-бусинки мишки блестели в призрачном свете фонарей, льющемся из окон. – Я даже не буду пытаться заснуть. Просто пролежу вот так до утра с открытыми глазами.

Девочка повернулась на бок так, чтобы видеть окно. Смотреть было особенно не на что. Прозрачные занавески колыхались на легком ветерке, покачивались ветви ивы, и огромный рыжий кот поднял оконную раму и протиснулся в комнату.

Олив села на постели. На секунду кот остановился и принюхался. А потом беззвучно потрусил по комнате, с важным видом разглядывая мебель.

– Кис-кис, иди сюда, киса, – прошептала Олив.

Кот не обратил на нее никакого внимания. От комода он двинулся к туалетному столику и вспрыгнул на мягкое сиденье стула.

– Кис-кис-кис, киса, иди ко мне, – прошептала Олив чуть погромче.

Кот посмотрел на свое отражение, и на долю секунды зеленые глаза в зеркале задержались на Олив.

– Меня зовут не Киса, – молвил он, а потом снова сосредоточился на своей персоне и, аккуратно проведя лапой по носу, прошептал: – Совершенство.

Одна часть мозга Олив воскликнула: «Говорящий кот!» Другая упрямо возразила: «Не может быть». А рот открылся и спросил:

– Что?

– Я сказал: «Меня зовут не Киса», – повторил кот с легким презрением.

– Но кошек всегда так зовут, – возразила Олив.

– А если я буду звать тебя «девчушка»? Девчушка, девчушка, иди сюда. Несколько оскорбительно, не находишь?

– Извини. Я больше не буду.

– Благодарю. – Кот коротко, но любезно кивнул и вернулся к созерцанию собственного отражения.

– Так как же тебя зовут? – осторожно спросила Олив.

Зверь встал и потянулся. Рыжий мех на спине вздыбился и снова опустился. Хвост, толстый, будто бейсбольная бита, дрогнул над головой.