Газетчик - Александр Молчанов

– Провозить в багажнике горючие и взрывчатые вещества запрещено, – упрямо повторил Малышев.

– Мне в Волоковце сказали, что в Шиченге заправка не работает, а до Верховажья полного бака не хватает.

Малышев на секунду задумался.

– Я это изымаю. – Он кивнул на канистру.

– Хорошо, – согласился Лупоглазый. – Теперь я могу ехать?

– Штраф заплатите и поезжайте.

– Что?

– Что слышал. Штраф. Пятьдесят тысяч.

Лупоглазый поднял стекло и повернул ключ зажигания.

Не нужно было этого делать.

Обычно Вера Зуева обедала на работе, в столовой на первом этаже районной администрации. Она была методистом спортивного комитета, а по вечерам вела баскетбольную секцию. В сочетании с основной работой это давало ей право круглый год ходить в ярко-красном спортивном костюме. Кажется, никто и никогда не оспаривал это ее право, и красное пятно привычно маячило на всех праздниках, митингах и даже слушаниях по бюджету и совещаниях в администрации.

Сегодня в обеденный перерыв Вера зашла домой, благо от администрации до ее квартиры в трехэтажном благоустроенном доме, где с середины 1980-х жила почти вся элита поселка, было пять минут спокойным шагом. Вере нужно было забрать кое-какие документы, а кроме того, она хотела проверить кое-что связанное с сыном. Было у нее некоторое подозрение, которое она раньше времени не хотела высказывать вслух.

Так или иначе, в 13.45, когда сын Веры, десятиклассник Алексей, вернулся из школы, она была еще дома. Стояла на кухне, листала документы и думала, что, в принципе, можно было бы забрать их и завтра. В дверях скрежетнул ключ, потом дернулась дверная ручка, и дверь распахнулась.

– Ни фига себе, не заперто, – послышался голос Алексея.

– Видно, кто-то есть дома, – ответил Алексею женский голос.

Вера вздохнула с облегчением.

– Или папа с утра забыл дверь запереть. – Алексей заглянул в кухню. – О, мама, привет.

Алексей был худощавым юношей, темноволосым, с длинной челкой, спадающей на глаза. Глаза у него были мамины, серые, а губы отцовские – тонкие и капризные.

– Ботинки сними, наследишь в коридоре, – сказала Вера, не оборачиваясь.

– А ты что, дома? – Он снял ботинки и одним пинком отправил их назад – через коридор к входной двери.

– Что за вопросы? Это мой дом. – Вера положила документы в черную спортивную сумку. – Не забудь пообедать. И Нину накорми, будь гостеприимным хозяином.

За спиной Алексея появилась высокая девушка в темно-зеленом платье. В руках она держала сине-золотой учебник Эккерсли по английскому языку.

– Здравствуйте, Вера Александровна.

– Привет, Нина. Как хорошо, что я тебя дождалась. Деньги за август отдам.

Нина пожала плечами.

– Можно было через Алешу. Спасибо, конечно.

Вера достала из сумки кошелек, отсчитала несколько купюр и положила на кухонный стол.

– В августе у вас восемь занятий было, правильно?

Нина стояла у двери, не отвечая и не подходя к столу. А Алексей как ни в чем не бывало прошел по кухне и по-хозяйски заглянул в кастрюлю на плите.

– Наверное, – сказала наконец Нина. – Не помню.

– Пообедайте. Там суп и котлеты на сковородке. Что в школе интересного?

– А что там может быть интересного, в этой дурацкой школе? – пожал плечами Алексей. – Мам, ты нас задерживаешь.

И Алексей, и Нина явно ждали, что Вера уйдет. Но она почему-то не уходила. Сама не могла себе объяснить почему. Вроде все прояснилось. Все ее подозрения, что Алексей на самом деле не занимается английским языком с Ниной Шаровой из 11-го «Б», а деньги, которые выделяются из семейного бюджета на неправильные глаголы и сложные времена, Алексей и Нина просто делят пополам, – все эти подозрения не подтвердились. Вот Алексей, вот Нина. В руках у Нины учебник Эккерсли. Вроде все идет по плану. Но что-то в этой картине тревожило Веру, и она не могла объяснить, что именно.

– Как там Анатолий Аркадьевич Мокин поживает? – Вера упорно пыталась продолжить разговор, который никак не хотел завязываться. – Нина, он у вас тоже преподает?

– Да, Вера Александровна, историю.

– Интересно?

– Ну так. Вчера Ницше нам читал.

– Кого?

– Ницше. Философа.

– Зачем?

Нина пожала плечами:

– Не знаю.

– Интересно?

– Ну да. О том, что человек – только переходная ступень между животным и сверхчеловеком.

– И что ты об этом думаешь?

– Ма-ам, – заныл Алексей, – нам заниматься надо, а мне потом еще уроки делать. Время тикает.

– Подожди, – отмахнулась Вера, – мне просто интересно, зачем школьникам читать Ницше. Это что, есть в школьной программе?

– Я не знаю, – сказала Нина, – но мне кажется, в этом есть смысл.

– Какой? Насколько я помню, Мокин – историк. Он должен учить вас истории.

– Он говорит, что история никого ничему не учит. И учить ее нет никакого смысла. А вот стремиться стать сверхчеловеком – в этом смысл есть.

– Бред, – решила Вера, – совсем дед из ума выжил. Страна летит в пропасть, а он детям фашистскую литературу читает. Я подниму этот вопрос в РОНО.

– Не надо, Вера Александровна, пожалуйста, – попросила Нина, – мы его любим.

– Кого, Ницше? – не поняла Вера.

– Анатолия Аркадьевича.

Алексей взял из рук Нины учебник, отодвинул стул, сел за стол и с деловым видом стал листать страницы, давая понять, что разговор окончен.

– Ладно, занимайтесь, – махнула рукой Вера. Через секунду хлопнула входная дверь.

Вера вышла из дома. В ее душе царило смятение. Читать Ницше детям, это надо же додуматься! Вера никогда не читала Ницше, но в самой этой фамилии было что-то фашистское, пугающее. Понятно, в стране сегодня такой беспредел, что никто ни за что не отвечает. По телевизору ток-шоу о сексе, на прилавках книги, которые много лет были запрещены. Хотя с начала перестройки прошли уже годы, Вера никак не могла привыкнуть к переменам. Для нее все произошло слишком быстро. Или, может, слишком долго она прожила в мире ограничений и запретов.

Возле дома на скамеечке сидела Алена Игоревна Сторожева, известная всему поселку как Сторожиха.

– Здравствуйте, Алена Игоревна, – сказала Вера, проходя мимо.

– Подь-ка сюды, – велела Сторожиха.

– Алена Игоревна, я на работу опаздываю.

– Подь сюды, я сказала.

Вера подчинилась. Сторожиха кивнула на скамеечку рядом с собой.