Темный мир. Равновесие - Марина и Сергей Дяченко

К маю все чудесным образом налаживалось. Я начинала наконец нормально учиться и нормально жить, намечались какие-то симпатии и дружбы… Но летом мы переезжали, и все начиналось заново.

Окончив школу, я поклялась начать новую жизнь и в ознаменование этого решения одна приехала в Москву. На площади трех вокзалов, пока я вертела головой в поисках метро, из разрезанного бока моей черной дорожной сумки вытащили бумажник со всеми деньгами и паспортом, свежим аттестатом и результатами ЕГЭ, с рекомендательным письмом господину де Тревилю… Вру, рекомендательных писем у меня не водилось.

Обливаясь слезами, через три часа я отыскала свои бумаги в мусорном баке на одной из соседних улиц и была так счастлива, что сожалеть о деньгах казалось даже неприлично.

С красными глазами, опухшим носом, грязная, потная, я долго не решалась войти в храм науки, который был для меня символом недостижимого, прекрасного, созданного для других будущего. Они проходили мимо меня – уверенные в себе, высокие, спортивные, красивые выпускники лучших московских школ. Я стояла в стороне – растяпа и, в общем-то, середнячок. Так говорила моя первая учительница еще в Петрозаводске: середнячок, но усидчивая. Старательная, но растяпа! Написать такой сложный диктант – и пропустить мягкий знак в слове «мальчик»!

Я, может, так и ушла бы, но очень хотелось пить. А там внутри был кулер с бесплатной водой. Денег-то у меня осталось семь рублей с копейками.

И случилось чудо: у меня приняли документы и поселили в общагу на абитуру, потому что кроме ЕГЭ нужно было сдавать еще экзамены. Поселили, между прочим, вот в эту самую комнату, где мы сейчас, на втором курсе, живем с Настей. Комнатушка чем-то напоминает мне нашу квартиру в Петрозаводске – может, потому, что я считаю ее своим домом?

* * *

Настя вскипятила чайник, заварила фруктовый чай в пакетиках, пододвинула чашку ко мне:

– Лебедева… а как у тебя отношения с наркотой?

Я поперхнулась:

– Никак! Траву курила один раз, в школе на выпускном! Попробовала – не понравилось. Все!

Настя задумчиво постучала ложкой о фарфоровый край:

– Если ты без всякой химии такие глюки ловишь – ты же находка для пушера…

– Слушай, Насть, не смешно. В первый раз человек выехал, да если бы еще на автомате, а это ведь механика, тут думаешь, как не заглохнуть, а он орет – не замедляй…

– Кто орет? – Настя подняла аккуратные светлые брови.

– Инструктор!

– Лебедева, опомнись. Не было никакого инструктора. Ты не ходила ни на какие курсы. После такой аварии ты бы чай пила в морге!

Я прокашлялась, отдышалась и стала дуть в свою чашку, наблюдая, как тоненький слой пара улетает с бордовой чайной поверхности.

– А что было? – спросила, когда чай немного остыл.

– Темная история, – задумчиво сказала Настя. – Если бы у тебя был паспорт, они за это время могли бы взять на твое имя кредит в банке…

– Но у меня была только зачетка, – пробормотала я. – Поэтому они могли досрочно сдать за меня сессию, но не додумались.

– У тебя точно ничего не пропало? – Настя принялась меня разглядывать, будто надеясь обнаружить пропажу носа, например, или правой руки.

И вдруг распахнула глаза, как Мальвина:

– А где твой кулон? Ты же его никогда не снимаешь?!

* * *

В детстве со мной случилась история, когда я поехала на экскурсию с группой из летнего школьного лагеря. Автобус был старый, но еще крепкий, с сизыми стеклами в светлых металлических рамах, а у водителя над ветровым стеклом висела кукла с длинными волосами. Я помню, как с интересом поглядывала на эту куклу…

А больше ничего не помню.

Короче говоря, у автобуса что-то там сломалось, он разогнался на спуске и вылетел на мост. Все дети и воспитательница отделались испугом… кроме меня, конечно, ведь я собираю неприятности, как магнит железные стружки. Меня выкинуло, будто катапультой, в разбитое окно. Я ухнула с моста в воду. Наверное, сработала психологическая самозащита или что-то вроде того, потому что все это я знаю только с чужих слов.

Я каким-то чудом ухитрилась выбраться на берег, хотя вода была глубокая, плавала я плохо и от удара о воду вообще могла потерять сознание. Многие люди, выслушивая потом эту историю, поджимали губы и качали головами: им казалось, что я сильно преувеличиваю. Но моя мама не даст обмануть – все так и было.

В детстве мама рассказывала, что мой отец погиб, и кулон – серебряная подвеска в форме глаза – единственная память, которую он по себе оставил. Позже я стала находить в ее словах нестыковки. Однажды мама со слезами призналась, что отец не погиб, а бросил нас. Я что-то в этом роде подозревала и отнеслась к новости спокойно.

Мама рассказывала: она хотела выкинуть кулон, избавиться от памяти о предателе, но так и не смогла, спрятала «глаз» в старый кошелек и забросила на верхнюю полку шкафа. А в тот день, когда я спаслась после падения с моста, кулон чудесным образом оказался у меня на шее. Сам собой, как утверждала мама. Вслух я не посмела усомниться: видно, маму так потрясли мои приключения, что она забыла, как сама накануне отдала мне серебряную цацку.

С тех самых пор у меня на шее всегда был этот кулон. Я не особенно его показывала кому-то, просто носила под одеждой. Иногда снимала – когда на пляж шла, например, или в бассейн, чтобы не потерять. Но когда я его снимала – всегда становилось неудобно, неловко и казалось, что кто-то на меня смотрит. Наверное, так себя чувствует мышь, когда сверху кружит сова. Или, например, во «Властелине Колец» сцена с Фродо по ощущению один в один: ты беззащитный, тебя высматривают, сейчас накроет. Поэтому со временем я перестала его снимать вообще.

И вот теперь его не было. Стоя в ванной, глядя на себя в зеркало, я думала, что надо бы позвонить в автошколу и поискать в учебной машине… Может, кто-то нашел, когда убирал и пылесосил сиденья…

И тут же представила, во что должна была по логике вещей превратиться та «Лада Калина». И заодно мы с инструктором внутри. Где уж тут найти серебряную побрякушку…

Зеркало запотело. Ни о чем не думая, а просто очень жалея кулон, я нарисовала очертания глаза на помутневшем стекле…

И погас свет.

* * *

Было поздно, давно наступил вечер. Я открыла дверь в коридор – там хоть свет фонарей пробивался из окон, а в ванной было темно, как в кишечнике черного пуделя, который спит в угольном вагоне пасмурной южной ночью.

– Бу!

Огромный темный человек наскочил на меня из-за угла. Еще секунда – и я завизжала бы, как блондинка в скверном ужастике. К счастью, именно в этот момент снова загорелся свет.

– Павлик?! Ты что, идиот?!

Наверное, я выглядела свирепо, потому что этот дурачок даже перестал улыбаться: