Темный мир. Равновесие - Марина и Сергей Дяченко

– Испугалась? Ну прости, я же понарошку…

– Клинический идиот!

Павлик – тоже второкурсник, живет этажом выше, но часто ходит на нашу кухню, поскольку имеет интерес к Насте. Он похож на огромного доброго пса, не очень умного, но бесконечно позитивного: попрыгать, поиграть. Никогда не слышала, чтобы он о ком-то или о чем-то отзывался плохо. Многие девчонки глядят на него благосклонно и называют «солнышком».

После всех сегодняшних передряг мне было не до Павлика – но он снова догнал меня и преградил дорогу:

– У меня для тебя подарок.

И протянул билет в кино. На двадцать один ноль-ноль. Один билет.

Первым моим побуждением было засунуть подарочек в глотку дарителю. Он угадал эту мысль и на всякий случай попятился:

– Послушай… Это не то, что ты думаешь… Я люблю ее, я хочу сделать ей предложение… Ты пойми, нам же негде встречаться…

«А я так устал», – подумал Гэндальф.

* * *

Даже не помню название фильма. Я и не собиралась на него идти, но бродить по улицам два часа не было желания, равно как и сидеть в кафе в одиночку. Пришла в мультиплекс, взяла попкорна, вытянула ноги. Подумала: если кино не понравится, хотя бы посплю.

Никаких записей насчет автошколы у меня в телефоне не было. А я всегда записываю в телефон свои планы, контакты – ну я же растяпа: когда ставлю кашу на плиту, и то сразу таймер включаю.

Может, я заснула на скамейке в зоопарке и мне приснилась автошкола? Хорошо; а в зоопарк меня за какой радостью потянуло, бизонов смотреть? Так нет у меня преклонения перед бизонами, чтобы посреди рабочей недели по зоопаркам бегать. У меня стопка книжек и гора материалов неотработанных лежит…

Молодец была Скарлетт О’Хара: я, говорит, подумаю об этом завтра. И я так измоталась за день, что глаза сами собой стали закрываться, а ведь до фильма еще дело не дошло – реклама…

И вдруг передо мной в луче света появилось лицо, которого я вовек теперь не забуду. На весь экран. Широкий формат. Я подскочила, будто меня ткнули шокером; попкорн рассыпался из ведерка и весело запрыгал по всему ряду.

– У меня для тебя что-то есть. – Инструктор на экране поднял руку, показывая мой кулон на цепочке. – У памятника Ломоносову через двадцать минут, не опаздывай!

И снова пошла реклама какой-то машины. Никто даже ухом не повел: мол, креативный ролик, бывает.

Я встала, воткнула ведерко с попкорном в подставку на ручке кресла и в темноте, спотыкаясь о чужие ноги, поскакала к выходу.

* * *

Он стоял у памятника Ломоносову: руки в карманы, ничем не приметный прохожий. Физиономия желчная, смотрит поверх голов, но с виду – совершенно обычный мужчина в летах, взгляд не цепляется.

Я увидела его – и замедлила шаг. Сердце запрыгало, как йо-йо на резинке, то в горло, то в желудок. Захотелось потихоньку смыться, пойти в общагу и забиться под одеяло.

Но тут он меня заметил – и деловито поманил пальцем. Я сразу вспомнила, как он орал на меня в машине за пару секунд до того, как мы врезались в грузовик… Может, я до сих пор сплю?!

– Ты не спишь и не рехнулась, – сказал он скучным голосом, будто в сотый раз читая лекцию по технике безопасности. – На.

Он держал мой кулон за цепочку. Серебряный «глаз», казалось, смотрел прямо на меня, но было совершенно ясно: стоит потянуться, и этот Инструктор, или кто он там, отдернет руку. Я схвачу пустоту и почувствую себя неудачницей.

Нет уж. С веревочкой пусть кошка играет. Я стояла неподвижно, вокруг жила и плескалась тенями ночь, здесь никогда не бывает темно, горят фонари, водят лучами фары, подкрашивает небо свет рекламы, и облака светятся отраженным светом, размытым, грязно-серо-акварельным…

– Держи, – сказал он уже раздраженно. – Это же твое, чего ты тормозишь?

Кулон покачивался перед носом, и я не удержалась. Протянула руку, схватила серебряную фигурку, зажала в кулаке…

Потемнело в глазах. И рассыпались цветные искры, будто меня огрели по башке детским пластмассовым «Калейдоскопом». Мир вокруг изменился!

Это было похоже на трехмерную модель из матового стекла, или хрусталя, или даже силикона. Фигуры людей вокруг налились изнутри светом – ярким и ясным, синим и желтым, изумрудным, красным. Стены зданий сделались прозрачными, я увидела их насквозь со всеми перекрытиями, с этажами и лифтовыми шахтами, с подсвеченными силуэтами людей внутри. Земля стала прозрачной, как в «Ночи накануне Ивана Купала», только вместо кладов я увидела под собой канализационные трубы и ниже – огромную нору метро…

Мой кулон лежал на асфальте. Я сидела на корточках, вцепившись пальцами в чахлую траву, и чьи-то кроссовки – не Инструктора! – стояли рядом, и голос их обладателя спрашивал, не надо ли мне помочь. Инструктор заверил, что не надо. Кроссовки поверили ему и ушли. Я подобрала кулон за цепочку, сунула в карман… И только тогда, нетвердо держась на ногах, решилась выпрямиться.

– Поздравляю, – сказал Инструктор безо всякой торжественности в голосе. – Ты посвященная и видишь то, что скрыто от других.

– Тогда давайте мне две таблетки.

– Что?

– Ну, две таблетки, раз я избранная. Чтобы выбрать синюю или красную…

Он поглядел, хмыкнул, сунул руки в карман… и достал две таблетки:

– Вот.

Потом увидел мое лицо и немного сжалился:

– Вообще-то красная – это леденец от горла, а синяя – изюм в шоколаде… Ты в порядке?

Хороший вопрос.

– Ладно, – он посуровел. – Будем считать, что формальности мы выполнили, первичный инструктаж проведен. Иди теперь домой – там беда.

Настя рыдала так, что плафоны под потолком звенели. Ну Павлик, ну добряк, от тебя я такого не ожидала!

Стол был сервирован, хоть открытку снимай: свечи, бокалы, бутылка шампанского – не откупоренная. Настя валялась на кровати – услышав, что я вошла, нехотя подняла голову. Слезы размыли ее макияж, черные дорожки тянулись от глаз к подбородку.

– Что он сделал?! – крикнула я с порога. – Мы ему отомстим, мы его по стенке размажем, скажи, что он сделал?

Настя помотала головой и снова уткнулась лицом в подушку:

– У нас все было хорошо… я его хотела с роди… родителями знако…

Она зарыдала с новой силой:

– Звонил! Обещал! Прийти! И…

– И что?

– И не пришел!

Я опустилась на стул у кровати. Если честно, меня пробило на «хи-хи» – истерический, тоненький смех. Ну что за детский сад, в самом деле, ну звонил, ну не пришел, у меня похуже проблема – я, по ходу, немного с ума схожу…

Рука сама собой нашла в кармане мой кулон. Эх, была не была.