Звезда - Даниэла Стил

– Кристел! Ты только посмотри на себя! Тебя всю можноразглядеть через эту ночную рубашку! Ты уже не маленькая девочка. Что, есликто-нибудь из мужчин тебя увидит?

– Но, бабушка, ведь сегодня суббота... и здесь никогонет. – Она посмотрела прямо в старое морщинистое лицо и улыбнулась широкой,открытой улыбкой, в которой не было ни тени раскаяния или смущения.

– Тебе, должно быть, самой стыдно, и вообще пораготовиться к свадьбе сестры, – укоризненно ворчала бабушка, вытирая руки офартук. – Носишься по полям на рассвете, как дикая кошка. А между прочим, у настут полно работы, Кристел Уайтт. Зайди в дом и посмотри, чем ты можешь помочьмаме.

Кристел улыбнулась и побежала вокруг широкого крыльца к окнусвоей спальни, в которое ей ничего не стоило влезть, а бабушка с грохотомзахлопнула дверь и вернулась на кухню помогать своей дочери.

Кристел, оказавшись в своей комнате, замерла на секунду, апотом, мурлыча что-то себе под нос, стянула ночную рубашку и небрежнымдвижением забросила ее в угол, при этом ее взгляд упал на платье, которое онадолжна надеть на свадьбу: простое белое хлопчатобумажное платье с пышнымирукавами и маленьким кружевным воротничком. Мать шила его сама и сделала всевозможное, чтобы платье было как можно проще: никаких кружев, никакихукрашений, которые могли бы подчеркнуть и без того ошеломляющую красоту дочери.Оно выглядело совсем по-детски, но Кристел ничего не имела против. Потом онасможет носить его в церковь. В Напе ей купили белые туфельки-лодочки, а отецпривез пару капроновых чулок специально для нее. Бабушка, конечно, как всегда,начала неодобрительно ворчать, а мама сказала, что Кристел еще слишком мала,чтобы носить их.

– Она же еще совсем ребенок, Тэд. – Оливию ужаснораздражало, что муж так откровенно балует их младшую дочь. Отец всегда приносилей сладости или привозил из Напы или Сан-Франциско какие-нибудь невероятныенаряды.

– Ничего, пусть чувствует, что она особенный ребенок.

Кристел с самого рождения стала предметом его обожания.Каждый раз, когда он ее видел, у него начинало щемить сердце. Она была ещесовсем крошкой, ее головку окружал ореол очень светлых волос, а ее глаза,казалось, заглядывали прямо в его душу; ему всегда казалось, будто она хочетсказать что-то именно ему и никому другому. Ребенок с глазами, полными мечты, вее облике было что-то завораживающее, что заставляло прохожих останавливаться идолго смотреть ей вслед. На нее всегда все смотрели. Кристел привлекалавнимание людей не только своей красотой, но и чем-то другим, скрытым, казалось,в самой глубине ее души. Она не походила ни на кого из членов семьи, быласовершенно особенной, а для отца была песней души. Именно он дал ей имя, когдавпервые увидел малышку, которую Оливия прижимала к груди через несколько секундпосле ее рождения. Чистая и прекрасная, Кристел. И это имя подходило ей какнельзя лучше, оно прекрасно гармонировало с ее ясными светлыми глазами иволосами платинового цвета. Даже ребятишки, с которыми она играла, будучи ещеребенком, понимали, что она не такая, как они, что она каким-то непостижимымобразом отличается от них. Она была свободнее, естественнее, веселее, никогдане подчинялась тем правилам и запретам, которые пытались ей внушить домашние. Сней никто не мог сладить: ни нервная, вечно на что-то жалующаяся мать, нисестра, которая была далеко не так красива, как Кристел, ни ее брат, которыйбесцеремонно издевался над младшей сестрой, ни даже грозная бабушка,переехавшая к ним, когда Кристел было семь лет и когда в Оризоне умер еедедушка Ходгес. И только отец, казалось, понимал ее, только он видел, какая оназамечательная, как диковинная птичка, которой хозяин время от времени разрешаетвылетать из клетки и парить в вышине над всем земным и обыденным. Можно былоподумать, что он верил, будто это существо передано ему прямо из рук Господа.Ради нее он всегда готов был идти против правил: приносил ей небольшие подаркии всячески выделял ее, зачастую к великому раздражению всех домашних.

– Кристел! – За дверью раздался грубый голос матери.Кристел продолжала стоять посреди комнаты, которую она делила со своей сестройпочти пятнадцать лет. Прежде чем она успела ответить, дверь распахнулась иОливия Уайтт остановилась на пороге, уставившись на нее гневным, осуждающимвзглядом. – Почему ты стоишь в таком виде? – Дочь была ослепительно хороша всвоей наготе, но как раз это и не нравилось Оливии. Ей не хотелось думать о нейкак о женщине, женщине с невинными глазами ребенка. И сейчас взгляд этих глазбыл обращен к матери, одетой в синее шелковое платье, в котором она собираласьпойти на свадьбу Бекки. Поверх платья, так же как и на бабушке Минерве,красовался белый фартук. – Оденься немедленно! Отец и брат уже встали! – Онапристально посмотрела на Кристел и еще плотнее прикрыла за собой дверь, какбудто опасалась, что они оба стоят там, прямо за порогом, жаждущие взглянуть наголую Кристел. Честно говоря, отец восхищался ею как ребенком, он просто боялсяувидеть в ней женщину, а Джед оставался совершенно равнодушен к потрясающейкрасоте сестры.

– О мамочка... – Она прекрасно понимала, какразозлилась бы мать, увидев ее несколько минут назад стоящую голышом посредигорного потока. – Но они же не станут заходить сюда. – Она улыбнулась инедоуменно пожала плечами. Но Оливия продолжала ворчать:

– Разве ты не знаешь, что у нас еще полно работы?

Сестре нужно помочь с платьем. Бабушке разделать индюшку инарезать окорок. Будет от тебя когда-нибудь какая-нибудь польза, Кристел Уайтт?– Они обе прекрасно знали, что от Кристел всегда была польза. Правда, она сгораздо большим удовольствием работала не дома на кухне, а помогала отцу,занимаясь с ним чисто мужскими делами. Она охотно работала с ним на трактореили пасла скот, когда на ранчо не хватало людей. Она была совершенно неутомима,когда во время ужасных бурь отыскивала и приводила домой заблудившихся телят.Она с невероятной нежностью относилась ко всем домашним животным. Но для еематери это ничего не значило. – Одевайся, – повторила мать, а потом, взглянувна чистое белое платье, висевшее на двери кладовки, добавила: – Но надень своесинее хлопчатобумажное платье, пока мы не отправимся в церковь. А то, помогаябабушке, ты испачкаешь новое.

Мать наблюдала, как Кристел надела нижнее белье и натянулачерез голову старое синее платье. На какое-то мгновение она стала снова похожана ребенка, но ее женственность была уже настолько очевидна, что ее невозможнобыло скрыть даже под старым, вылинявшим платьем. Она еще не успела егозастегнуть, когда дверь распахнулась и в комнату влетела Бекки, нервно жалуясьна брата. У сестры были каштановые волосы, такие же, как у матери, и широкопосаженные карие глаза. Черты ее лица были правильные и ничем не выдающиеся, афигура – высокая и стройная, почти такая же, как у младшей сестры, но в ней небыло ничего от той притягательности, которой обладала Кристел. Ее высокий голоссрывался на визг, когда она рассказывала Оливии, что Джед намочил все полотенцав единственной на ранчо ванной комнате.

– Я даже не смогла как следует вытереть волосы. Он делаетэто каждый день, мама! И я уверена, что он делает это специально!