Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности - Василий Звягинцев

Только вот двум облеченным властью и ответственностью мужчинам вместо этого приходится заниматься совершенно непонятными, а возможно, и ненужными делами.

— Что нам делать, вы спросили? То, что должны. Остальное от нас не зависит, — несколько перефразируя известную философскую максиму, ответил Суздалев. Ему, в определенном смысле, сейчас было легче, чем собеседнику. От него не требовалось принятия принципиальных решений. Всего лишь — тщательно рассмотреть попавшие в поле зрения факты, по возможности правильно оценить их и вытекающие последствия, выработать меры противодействия нежелательным и всемерно стимулировать нужные. Определить силы и средства, необходимые для проведения намеченного. Вот пока и все, остальное — компетенция людей следующего уровня.

— Легко отделаться хотите, коллега, — с усмешкой сказал Маркин. Настроение и ход мыслей собеседника были ему совершенно ясны. Хороший человек Георгий Михайлович, но простоват, несмотря на внешнюю суровость и незримо осеняющие его погоны полного генерала. Да и как иначе? Все его труды и заботы лежат, так сказать, в сфере чистого разума, в борьбе с врагом, по преимуществу гипотетическим, поскольку в нынешней России (если не считать некоторого количества экстремистов и идейных сторонников уничтожения нынешнего миропорядка) их просто нет. Которые есть — входят в компетенцию государственной жандармерии и других подобных служб.

Другое дело — космические заботы. Мало того, что все цивилизованные страны только и мечтают о том, чтобы выведать российские технологические тайны, выкрасть документацию на хроноквантовые двигатели, без которых ощущают себя младшими партнерами, вооруженными автоматами и пушками, но не знающими, как делать патроны и снаряды.

Да еще и террористы (настоящие, организованные), постоянно планирующие захваты звездолетов или диверсии на космодромах, как, скажем, на прошлой неделе в Науру.

Но об этом говорить коллеге Валентин Петрович не собирался ни в коем случае. Пусть остается о себе и своей должности самого высокого мнения.

— Чересчур просто это у вас получается — «остальное от нас не зависит»! Еще как зависит. Да и первая часть формулы — «что должны» — критики не выдерживает. Мне так вот совершенно непонятно: а что же именно мы должны и кому? По линии наших с вами заведываний никаких конкретных угроз государственному порядку не просматривается. Если не считать несанкционированного доступа в компьютерные сети и, скажем так, некоторого нарушения пограничных и таможенных правил со стороны группы не до конца установленных лиц. Вот и все. Где же здесь действительная угроза жизненным интересам Российского государства в целом и Космофлота в частности?

Суздалев сплел пальцы на коленях и посмотрел на собеседника с интересом студента, получившего от экзаменатора каверзный вопрос. Умного студента, прочитавшего больше книг, чем замотанный бытовыми проблемами доцент.

О ряде подробностей, связанных с событиями вокруг Столбенского монастыря, он пока решил умолчать, если Маркин не имеет на этот счет собственной информации.

— И еще я спрошу, Георгий Михайлович, если позволите. То, что вы наряду с другими обязанностями много лет возглавляете одну из референтур Департамента межрелигиозных отношений МВД, — это каждый знает. Суть вашей работы и примерный объем полномочий тоже известны тем, кого эти вопросы интересуют. Меня, кстати, не очень. Я — стихийный гностик[2], этого достаточно…

— То есть фактически атеист, — констатировал Суздалев.

— Можно и так сказать, хотя академический «научный атеизм» тоже не приемлю. Но вы меня снова уводите в сторону. Позвольте продолжить. Гораздо меньший круг хорошо информированных людей знает, что вы одновременно являетесь негласным куратором существующих в стране специальных служб высокой степени секретности. Я бы даже сказал — формально не существующих…

Это замечание Суздалев предпочел не услышать, хотя было оно абсолютно верным. Никто, кроме узкого круга особо доверенных лиц, не подозревал, что в столь просвещенные времена в стране могут функционировать институции, очень напоминающие средневековую инквизицию, орден иезуитов и тому подобные.

— Может, лучше сказать — консультантом? — мягко вставил Суздалев.

— Как вам будет угодно. Консультантом с правом решающего голоса, несменяемым и никому не подконтрольным.

— А разве так бывает — чтобы никому?

— Законным органам власти — точно…

— Опрометчивое обобщение. Вас, например, я когда-нибудь курировал или консультировал?

— Меня — нет, — согласился Маркин. — Может быть, поэтому я и согласился на эту встречу.

— Значит, мы с вами в равном статусе. Де-юре вы подчинены и главкому Космофлота, и соответствующему комитету Совбеза ООН, а де-факто вы скоро десять лет как существуете в качестве этакого барона времен развитого Средневековья или персидского аятоллы… Почему, как вы думаете?

Вопрос Маркину не понравился. Его самого временами удивляла степень собственной независимости. Он понимал специфику доставшейся ему должности, знал силу собственного характера, позволявшую строго очертить круг своих прерогатив и успешно противодействовать попыткам вышестоящих вмешиваться в деятельность своей службы. Но бывали моменты, когда он задумывался — отчего абсолютно все начальники, с которыми ему приходилось работать, столь снисходительны и сговорчивы? Само собой, то, чем занималась СБКФ, мало кому понятно и тем более едва ли представляет практический интерес для «приземленных» политиков, но все же… А теперь что же получается? Он тоже под крылышком, или — как выражается Александр Иванович Шульгин — «под колпаком», у господина Суздалева?

— Наверное, к этому есть вполне объективные причины, — внешне беззаботно ответил он. — Но все ж таки хотелось бы знать, каков, собственно, истинный объем ваших полномочий, регламентированных соответствующими законами и уложениями? Столько лет знакомы, но темы этой как-то и не касались… Сейчас, наконец, пришло время уточнить кое-какие детали, раз уж мы с вами в инициативном порядке решили посотрудничать.

— Разумно. Но вы абсолютно уверены, что мы действительно готовы к настоящему сотрудничеству? Меня, признаюсь, слегка настораживает присущий вам ригоризм[3], извините за резкость. Я же привык работать без оглядки на писаные законы и многие предрассудки в сфере морали, руководствуясь соображениями высшей целесообразности.

— Иными словами — «цель оправдывает средства»? — со странной, похоже, слегка брезгливой интонацией произнес Маркин.

— Скорее «Salus populi suprema lex»[4]. Большую часть жизни я исхожу именно из этого принципа, и, прошу обратить внимание, плоды моей деятельности не выглядят столь уж устрашающе, как вы имели в виду, изрекая достаточно избитую, но большинством совершенно однобоко понимаемую формулу.