Крестовые походы. Взгляд с Востока. Арабские историки о противостоянии христианства и ислама в Средние века - Франческо Габриэли

Такую работу, однако, можно создать, соединив и сопоставив материалы из разных типов исторических трудов этого периода. Сначала идет общая история мусульманского мира, к примеру классический труд ибн аль-Атира, менее известные анналы Сибт ибн аль-Джаузи и ибн аль-Фурата, а также более поздние компиляции. Далее можно привести хроники городов и регионов: ибн аль-Каланиси, писавшего о Северной Сирии, Камаль ад-Дина – о Месопотамии, истории регионов и их династий, такие, как писали аль-Макризи и ибн Васил, и чисто династические труды, которые писал Абу Шама. Наконец, существуют жизнеописания и записи о деяниях отдельных лиц. Среди них можно назвать биографии Саладина (авторы – Имад ад-Дин и Баха ад-Дин), и официальные жизнеописания первых мамлюкских султанов, принадлежащие перу ибн Абд аз-Захира. Уникальная работа, имеющая огромное историческое и литературное значение, – автобиография Усамы. Отметим исключительное многообразие стилей. Одни труды представляют собой сухое перечисление фактов, другие написаны помпезной рифмованной прозой. Одни являются грамотными и точными, другие – всего лишь искусственная компиляция неподтвержденных фактов. Все их, как и следовало ожидать, объединяет презрительное и враждебное отношение к нечестивым фанатикам-неверным, которые вторглись на земли ислама.

Крайне малочисленны аналитические обзоры и комментарии, касающиеся военных целей противников. Соответствующая полемика была популярна лишь в течение короткого периода мирных переговоров Третьего крестового похода. Присутствие вооруженного врага на мусульманской территории могло вызвать только один ответ – военные репрессии, одобренные Кораном, который призывал правоверных не ослаблять натиск на врагов, пока они не будут или уничтожены, или обращены в истинную веру. Не могло быть настоящего мира с франками или любыми другими неверными – только временное перемирие, когда это было целесообразно или необходимо. Известному миру – или перемирию – 1192 года между Ричардом и Саладином противились очень многие мусульмане – в принципе, если не в сущности. Двести лет Крестовых походов не могли пройти в постоянных военных действиях. Разумеется, были мирные периоды, а в XII веке даже возникали «нечестивые союзы» между мусульманами и христианами против единоверцев той или другой стороны (ибн аль-Каланиси откровенно описывает самый скандальный из таких союзов – между франками и Дамаском, – призванный остановить продвижение Занги в 1140 году).

Однако мир не является излюбленной темой мусульманских историков – впрочем, других историков тоже. Мусульманским рассказам о Крестовых походах нет конца, они зачастую являются монотонными описаниями сражений, вылазок, засад, набегов. Убийства, грабежи, разрушения – самые распространенные слова в рассказах о священных войнах. Меняются только имена участников. Если ранние историки описывали падение прибрежных городов Сирии и их переход в руки франков в огне, хаосе и крови, двумя столетиями позже описываются те же сцены, зачастую такими же словами, но только роли поменялись. Qui gladio ferit gladio perit – поднявший меч от меча и погибнет. Хотя нельзя не восхищаться отвагой и самопожертвованием участников сражений, качествами, которые проявляли обе стороны. Самые ожесточенные конфликты за два века имели место во время Третьего крестового похода, при Хаттине и осаде Акры, когда противоборствующие стороны действовали на грани возможностей, сражения были самыми масштабными, а их последствия – драматичными. Даже однообразные военные хронисты испытали воодушевление. Их рассказы о повседневной жизни в лагере Тверии, о сражениях не на жизнь, а на смерть у стен Акры, стремительных маршах и хитроумных маневрах чем-то похожи на религиозные эпосы. Не менее важны, хотя иногда утомительно перегружены подробностями и несколько запутанны повествования о длительных мирных переговорах.

Двести лет христианство и ислам сражались лицом к лицу на Святой земле. Эти официальные враги вели нескончаемые военные действия, прерываемые только короткими и опасными перемириями. Такое официальное отношение было принято мусульманскими историками того времени и определило ограниченность их подхода. Они не выказывали интереса к социальной, экономической и культурной организации франкских государств. Иногда довольство собой или презрение заставляло историков упоминать случаи, когда более высокая исламская культура и образ жизни оказали влияние на противника. К примеру, в биографии Саладина упомянут правитель Шакиф-Арнуна. Он говорил по-арабски, изучал литературу и исламское право, но все свои знания употреблял лишь на попытки обмануть противника (а Саладин, этот благородный принц, наказал его всего лишь заключением). Единственный намек на интерес к франкским обычаям, идеям и образу жизни присутствует в автобиографии не имевшего предрассудков Усамы. Его рассказы присутствуют в этой книге. Когда средневековый мусульманин пишет о христианских верованиях или ритуалах, они, как правило, становятся гротескной карикатурой, основанной на ложных представлениях, которую можно сравнить только с христианскими рассказами о мусульманских верованиях и практиках. В этом отношении обе стороны платят друг другу той же монетой. Крестовые походы оказались абсолютно неэффективными, как средство познакомить каждую из сторон с лучшими аспектами веры другой стороны. Из мусульманских источников также ясно, что тот мизерный обмен людьми и идеями, который все-таки происходил, практически всегда был инициативой франков. Вильгельм Тирский, изучивший арабский язык и написавший историю Востока (ныне утраченную) на основании арабских источников, не имеет аналога в мусульманском лагере.

Больше всего интереса мусульманские историки проявляют к своей стороне и своим героям. Этот аспект их трудов, дополняя европейские источники, представляет наибольший интерес для западных читателей. В первых главах арабские историки приводят откровенный и ясный обзор успеха Первого крестового похода (есть только язвительный отрывок у Камаль ад-Дина, обвиняющего соперничающих эмиров Сирии в слепых и эгоистичных действиях – поддержке франкского вторжения и получении от этого выгоды). Они пишут с облегчением, хотя и сдержанно, о претензиях на законность, которые выдвигались, о подъеме великих поборников исламского сопротивления: Туктегина, Занги, Нур ад-Дина, Саладина. Отчаянная оборона Дамаска от осаждающих его франков – замечательный пример сопротивления в открытых военных действиях местных войск и городского ополчения. Вскоре после этого, все еще на первом этапе войны, Зангиды, Айюбиды и мамлюки поочередно брали на себя ответственность за организацию обороны, что, теоретически, являлось обязанностью халифа Багдада. Халифат, ставший собственной тенью, в ходе Крестовых походов исчез полностью. Халифы не делали ничего более эффективного, чем рассылали благочестивые наставления и проповеди, а еще поздравления одержавшим победу поборникам веры. Анналы антикрестового похода содержат сведения об определенных мусульманских династиях – Зангидах, мамлюках и ряде других, – члены которых несли на своих плечах тяжкую ношу священной войны. Делали они это по самым разным причинам, как религиозным, так и политическим, и даже жертвовали жизни за веру. Понятно, что хронисты, руководствуясь благочестием, благодарностью и преданностью династии, не скупились на похвалы.

Самой впечатляющей фигурой из них, вызывавшей восхищение даже у врагов, был, конечно, Саладин. Его происхождение туманно, а взлет к власти – стремителен. Судьба предназначила ему, на беду или на счастье, роль живого олицетворения власти и престижа, и одновременно благородства и гуманности восточной цивилизации Средневековья. В то же время он был несгибаемым защитником традиционного ислама. Его описание как мусульманского optimus princeps, данное Баха ад-Дином и Имад ад-Дином, представляет нам скорее благочестивого правителя, чем отважного рыцаря, и оно никак не объясняет восхищения, которое этот человек вызывал у своих современников и преемников, друзей и врагов. Но легенда, наделившая его местом в «Чистилище» Данте, равно как и в великом множестве эпосов и сказаний, не прижилась в его собственной стране, где намного более известны и почитаемы деяния менее человечного султана Бейбарса. В мусульманских хрониках присутствуют яркие повествования об обоих героях исламского контрнаступления, а еще – о Занги, Нур ад-Дине, аль-Камале и других великих защитниках веры.