Креольская честь - Кэт Мартин

— Ты, видать, девчонка не из робких. Люблю смелых.

Почувствовав, как прохладный ветер овеял ее обнаженную кожу, а липкая мужская рука скользнула по ее руке, Ники вздрогнула.

— Отпусти меня. — Она попробовала вырваться, но детина лишь рассмеялся. Крепче ухватил ее за талию и потащил к оврагу, заросшему травой.

— Можешь сопротивляться сколько хочешь, — сказал он, опрокидывая ее на землю. — Плевать я на это хотел. Мы с Билли все равно с тобой позабавимся. Бейся, не бейся, мы свое получим.

Она попыталась закричать, но он заткнул ей рот и вновь рванул ее выцветшее голубое платье.

Неужели это происходит с ней наяву? Ее сердце сжалось от страха. Чувство это до сих пор было ей мало знакомо.

Длинной костлявой ногой Честер придавил ее бедро. Билли сжал ее голову. Некоторое время они наблюдали, как над корсетом вздымаются и опускаются ее груди.

Ники охватили страх и отчаяние: почему она не послушалась Мишель? И что же теперь делать?

И тут до нее вдруг дошло, что негодяи посматривают на нее как-то странно: они оценивают ее кружевные панталончики, снежно-белый корсет и дорогую рубашку — все, что составляло разительный контраст с ее обтрепанным платьем.

— Такие дорогие вещички дочки арендаторов не носят, — сказал Билли.

Честер тихо выругался. Видя, что он замешкался, Ники воспрянула духом. Она попыталась пригрозить ему властью и богатством своего отца, но рука Честера затыкала ей рот, и все попытки хоть что-то проговорить не имели успеха.

— Мы зашли слишком далеко, не останавливаться же теперь, — наконец решил Честер. — Да и, — ухмыльнулся он, — мои причиндалы так напряглись, что просто терпежа нет.

Они рывком подняли ее и начали расшнуровывать корсет.

— Дай-ка мне твой ножичек, Билли.

Коренастый со смешком вытащил из кожаного футляра большой арканзасский охотничий нож. Такие Ники видела у матросов в Новом Орлеане. Игра солнечного света на стальном лезвии вызвала новый прилив страха, а затем вдруг возродилась смелость. Улучив момент, она высвободилась и изо всех сил ударила Честера коленом в пах. Тот, охнув, согнулся в три погибели и упал на землю. Не долго думая Ники бросилась бежать к лошадям, стреноженным на лужайке совсем недалеко.

«Помоги мне, Боже!» — молилась она, понимая, что только чудом успеет добежать до лошадей, освободить от пут одну из них и вскочить в седло.

Чудо и в самом деле произошло. Она уже слышала тяжелые шаги: своего преследователя, ощущала его неровное дыхание, а громкие ругательства, когда он зацепился ногой за ветку и грохнулся на землю, прозвучали совсем рядом. Она поклялась, что многократно помолится Деве Марии, и продолжала бежать.

Когда Ники добежала до лошадей, ее всю сотрясала дрожь.

Если бы только у нее было время отвязать и другую лошадь и отогнать ее подальше! Но коренастый опомнился, побежал следом. Поэтому она успела отвязать только маленькую гнедую кобылку и прыгнула в седло. Ники впервые ездила в мужском седле. Оно показалось ей не очень-то удобным. Но выбирать не приходилось. Она пригнулась к холке, пришпорила лошадь и понеслась прочь.

Обернувшись, она увидела, что Честер стоит прямо на дороге к дому, и решила, что поскачет в город. Вряд ли за ней туда последуют. Но по стуку копыт сзади она поняла, что именно таково его намерение.

Ники сжала колени, вцепившись в жесткое кожаное седло.

Ноги не доставали до стремян — едва ли она удержится. Но когда кобылка перешла на ровный устойчивый галоп, Ники почувствовала, что к ней возвращается уверенность. Миновав болото, она пришпорила лошадь. Если удастся перескочить через каменную стену в конце поля, не упав при этом, она сможет уйти от преследователя.

Так по крайней мере она думала, когда проносилась над стеной, но коренастый проделал то же самое.

«Господи, что теперь?» Еще туже зажав поводья, еще ниже пригнувшись, она гнала кобылку во весь опор. В Ла-Ронд ее ждет помощь, кто-нибудь сумеет обуздать этих насильников.

К тому времени как Ники на полном скаку въехала на главную улицу небольшого провинциального городка с вереницей торговых лавок, ее кобылка была в мыле. Продолжая эту безумную скачку, Ники оглянулась через плечо, чтобы поглядеть, не отстал ли ее преследователь, но тут дорогу ей преградила повозка, груженная большими бочками. Кобыла учуяла опасность раньше наездницы и поднялась на дыбы в отчаянной попытке избежать столкновения.

Ники заскользила вниз по ее спине и зажмурила глаза, ожидая болезненного удара о землю. Но ударилась она обо что-то упругое и, открыв глаза, увидела, что покоится в объятиях мужчины. Все еще помня о человеке, который пытался ее догнать, она забилась в руках незнакомца, но ее успокоил низкий мужской голос, который тихо произнес по-французски:

— С вами все в порядке, дорогая. Я не уроню вас.

Она постаралась овладеть собой, но заговорить ей удалось не сразу. Наконец, собравшись с силами, она с трудом выдавила по-французски:

— За мной гонятся… Их двое… Они хотели меня… Они пытались меня… — Она взглянула на свою кружевную рубашку, кое-где порванную, всю в грязи, с прилипшими травинками. Волосы, из которых выпали заколки, рассыпались медной волной по ее плечам. Грудь над корсетом поднималась и опадала с каждым неровным вдохом и выдохом.

Француз перестал улыбаться, и в его голосе зазвучал металл:

— Тебе нечего бояться.

Ники ощутила мягкое прикосновение ткани его темно-синего сюртука к своей коже.

Сурово сжатые челюсти человека, ее спасшего, свидетельствовали, что на его слова можно положиться, и Ники ему поверила.

— Моя одежда… — шепнула она, надеясь, что он поймет, что она хочет сказать. Но в ее недоговоренной просьбе не было необходимости.

Ее спаситель обошел уже остановившуюся повозку, не глядя на озабоченно направлявшегося к ним кучера и собравшуюся толпу, и вынес ее в ближайший переулок с деревянным тротуаром.

Вдыхая пряный запах его одеколона, Ники, чтобы обезопасить себя от малейшей возможности падения, плотнее обвила руками его шею и прижалась к его могучей груди. Искоса поглядывая на своего спасителя, она заметила, что он по-мужски красив. Темно-каштановые волосы сияли янтарным блеском. Бронзовое от загара лицо было гладко выбрито. Она все еще помнила глубокие складки, собиравшиеся у его рта, когда он улыбался. Но в данный момент он выглядел обеспокоенно и хмуро.

Он быстро шел по деревянному тротуару, неся ее как перышко. Она заглянула в его карие глаза. Если сначала они смотрели тепло, то теперь от этого выражения ничего не осталось: они потемнели, глядели отчужденно и сурово. Полные чувственные губы сомкнулись в ниточку, на скулах играли желваки.

Он внес ее в лавку, где торговали всевозможными товарами.

— Мадам Годен, — обратился он к низенькой толстушке хозяйке, — мадемуазель нужна какая-нибудь одежда. — Эти слова прозвучали скорее как повеление, нежели просьба. Он отнес ее за занавес, отгораживающий заднюю часть лавки, поставил на ноги и ободряюще улыбнулся. — Здесь вам ничто не угрожает, а я скоро вернусь.