Пиранья. Алмазный спецназ - Александр Бушков

– Ну, ты-то у нас ч и с т е н ь к а я.

– Да брось. В этой системе чистых не бывает. Все вывозилисьпо уши.

– Я не о том. Зуб даю, тебе никого мочить не приходилось...

– Есть такая недоработка, – с улыбкой призналасьОлеся. – А совет тут один – если тебя напрягают жмурики, надо исправноделать карьеру, чтобы побыстрее добраться до того уровня, где с а м руки уже низа что не пачкаешь. Дельный совет, серьезно.

– Ладно, учту... – Анка соскочила с постели и приняласьбыстро, деловито одеваться. – Вот только... в Джале, я так подозреваю,кого-то все же мочить придется?

– Не придется. Если все пройдет гладко. Ты, главное, Кирилласлушайся, у него в таких делах опыта неизмеримо больше...

– Угу, – буркнула Анка, наклонилась, чмокнула Олесю вщеку и вышла энергичной, целеустремленной походочкой.

Олеся осталась лежать на смятых простынях, с отрешеннымвидом уставясь в пространство. Аппаратура была не из новомодных, и Мазур не мограссмотреть женское лицо во всех нюансах, но все равно, легко можно определить,что на этом очаровательном личике не наблюдается ни томности, ни покоя – Анкеона смотрела вслед со строгим, холодным прищуром. Так, случается, иногда людирешительные смотрят поверх ствола...

«Интересные дела, – подумал Мазур. – Джала –стольный град сопредельного государства, из коего и приходят регулярно попрeзидентскую душу неразборчивые в средствах ребята. Никак нельзя сказать, чтососеди – открытый враг, просто так уж тут принято – делать мелкие пакости,пригревать беглых оппозиционеров, а то и диверсантов. Дело, можно сказать,житейское. Значит, в Джалу они собрались нас наладить? Первый раз слышу...»

Глядя на неподвижную Олесю, углубленную в нешуточные, надополагать, раздумья, он решил то ли провести эксперимент, то ли чуточкупохулиганить от нечего делать. Сходил в кабинет, принес оттуда телефон – проводбыл длиннющий, и удалось это без труда – набрал номер Олесиного домика. Удобноустроился в кресле перед экраном.

Сразу после первого звонка Олеся спрыгнула с постели,схватила трубку:

– Да?

– Это я, – сказал Мазур самым обыденным тоном. –Ты меня зайти просила...

– Ага, есть разговор. Ты где?

Ее голос звучал ровно и непринужденно, что в сочетании скартинкой на экране заставило Мазура в который раз увериться в коварствеженской натуры.

– Да тут неподалеку, – сказал он. – С местными.Скоро приду.

И повесил трубку, не без злорадства наблюдая, как Олесякинулась одновременно и одеваться, и приводить в порядок постель – без малейшейрастерянности, впрочем.

Он повернул голову, заслышав стук во входную дверь.Быстренько выключил пульт, отнес телефон на стол, тщательно притворил за собойдверь задней комнатки и постарался придать лицу самое спокойное выражение.Выдвинул пару ящиков стола, вывалил груду каких-то бумаг – следовало надежномотивировать свое пребывание здесь...

Потом, не мешкая, прошел к двери и повернул головку замка.

На пороге стоял старый африканец в белоснежном костюме,опиравшийся на черную трость с резным набалдашником слоновой кости в видекакого-то африканского истуканчика: то ли божок, то ли просто предмет народноготворчества. Несмотря на преклонные годы, старикан держался прямо, молодецкиразвернув плечи и высоко держа голову: курчавая шевелюра прямо-такиослепительно седая, как и густая бородка. На левой щеке – изрядный шрам отскулы до подбородка, а на правой руке недостает двух пальцев. У него и всетело, Мазур помнил, должно быть в шрамах. Серьезный старичок, с бурнойбиографией, иному таких перипетий на три жизни бы хватило...

Мазур застыл, честно говоря, в некоторой растерянности – неожидал такой вот встречи, нос к носу. Старик как ни в чем не бывало сказал:

– Меня зовут...

– Ну что вы, – сказал Мазур, очнувшись от легонькогоостолбенения, – кто же вас не знает, господин Мозес Мванги... Честноговоря, не думал, что когда-нибудь придется познакомиться.

– А вы, насколько я понимаю, и есть тот самый адмирал,которого считают лучшим консультантом по безопасности?

– Я не настолько самонадеян, – сказал Мазур.

– И все же, учитывая, что вы сделали нынче утром... Выразрешите войти?

– Да, конечно, – Мазур торопливо посторонился. –Собственно, это не мой дом, так что разрешения можно и не спрашивать...

Старик прошел в кабинет и, заложив за спину руки с тростью,принялся неторопливо разглядывать всевозможные диковины. Мазур таращился ему взатылок с суеверным уважением, не в силах даже приблизительно описать своиощущения: все равно как если бы объявилась в дрожании раскаленного воздуха исиянии радужных огней машина времени и оттуда вышел кто-нибудь вроде молодогоФиделя Кастро или Лумумбы.

Дедушка Мозес Мванги, без преувеличения говоря, был живойлегендой. Персонифицированным в человеческом облике историческим периодом. Вточности по классикам: когда Антон мастерил модельки и играл в ВильгельмаТелля, у Араты Горбатого еще не было горба, а был он строен, как тополь...

Когда Мазур еще маршировал под стук веселого друга барабанав пионерском галстуке, Мозес Мванги уже сложил с себя сан священника,сообразив, что выбрал не ту дорогу, и подался к тем, кто боролся занезависимость более осязаемыми аргументами вроде динамита и неведомо гдераздобытых автоматов «шмайсер». Когда Мазуру стукнуло шестнадцать, в летнемкомсомольском лагере как раз устроили вечернее факельное шествие типа митинга,и приезжая активистка райкома долго рассказывала у костра о героической борьбечернокожих повстанцев за независимость, а также клеймила позором палачей изпортугальской охранки, в числе прочих заточивших в камеру смертниковгероического борца Мозеса Мванги. Они даже тогда какую-то резолюцию вынесли,по-юношески максималистскую: мол, категорически требуем от португальскогоимпериализма немедленно прекратить и не допускать впредь... Хотя, историческойточности ради следует заметить, Мазур с приятелями (хотя и были искреннимикомсомольцами, верившими всему, чему учили) больше пялились на активисточку,чем пылали праведным гневом: все-таки шестнадцать лет – это шестнадцать лет,стоял расцвет мини-юбок, ножки у активистки были ужас как хороши, не говоря ужо прочем, так что от фантазий зубы сводило...

А в общем Мозес Мванги был, без дураков, живой легендой. Ипытали его в застенках не понарошку, и из камеры смертников он бежал всерьез, илихо партизанил в лесах, и поезда под откос пускал, и потом, когда колонизаторыслиняли, в столицу входил с первым броневиком.

А когда пришла независимость, выяснилось, что настоящего-толиха дядя Мванги еще не хлебал...

Он, конечно, не был ни романтиком, ни идеалистом, не тотдядька, но все же обладал некоторым набором принципов, от которых не хотелотступать, хоть ты его режь. Коррупцию и казнокрадство на дух не переносил,терпеть не мог, когда лидеры увешивали себя орденами от ушей до пяток иназначали сами себя генералиссимусами, отцами нации и младшими братьямивечности. А потому его принципы очень быстро вступили в категорическоепротиворечие с замашками новоявленных президентов. А если добавить, что Мвангии американцев вкупе с прочими натовцами недолюбливал, и к марксизму-ленинизмуотносился без всякого энтузиазма, предпочитая пресловутую африканскуюсамобытность, – легко понять, что жизнь у него была ох какой нелегкой.Каждый второй отец нации (и кое-кто из каждых первых) в конце концов тоусаживал строптивца на нары, то прятал в ссылку, куда здешний Макар жирафов негонял. Пристукнуть дядю Мозеса все же опасались ввиду невероятной популярностив стране – желание-то было, а вот надежных исполнителей подыскать оказывалосьтрудненько. Мазур знал совершенно точно, что в свое время фельдмаршал Олонгоплешь проел советским товарищам, клянча, чтобы они своими силами ликвидировалигде-нибудь в безлюдном местечке несомненного врага социалисти-ческихпреобразований. Советские товарищи от такой чести вежливо, но решительноуклонились – Мазур подозревал, что не по врожденному благородству души, аисключительно для того, чтобы иметь в рукаве запасного туза...