Маргарита едет к морю - Елена Соловьева

– Как они появятся? – Корица на минуту перестала стучать ножом по разделочной доске. – А кто же их знает! Я даже не уверена, что они появятся вообще! Если не считать крыльев Перцовки, других сигналов не поступало, – и она с удвоенной энергией принялась крошить огурец.

Маргарита осторожно погладила свою питомицу, которая возилась тут же, в уголке кресла. Свинка все еще не освоилась с вновь обретенными крыльями, а потому нервничала. Не стрекотала как обычно, и даже отказывалась от морковки, своего любимого лакомства.

– Кстати, – Корица тоже посмотрела на Перцовку, – ты купила для нее контейнер?

– Конечно, – Маргарита вытащила из-под стола и продемонстрировала бабушке розовую пластмассовую клетку, в которой обычно перевозят кошек. – Правда, боюсь, что теперь Перцовке потребуется домик побольше. Из-за крыльев.

– Да нет, вполне подходящий. Хорошо, что снаружи не видно, что там внутри. – Бабушка еще раз оценивающе сопоставила взглядом зверька и контейнер. – Сложно будет везти в поезде такое чудо почти три дня. Вот как ты объяснишь людям, откуда у нее крылья? Не будешь же каждому встречному рассказывать, что как-то раз один сумасбродный волшебник намудрил с отваром, которым угостил вечером своих друзей. И наутро сны всех, кого он потчевал, материализовались. А тебе как раз снилась почему-то морская свинка с крыльями и голубыми глазами. И теперь крылья у несчастного животного то пропадают, то появляются, сообщая о том, что скоро нам ждать неприятностей, тьфу ты – чудес!

– Что-нибудь придумаем, – беспечно ответила Маргарита. – А чудеса – это здорово! – Она чмокнула Перцовку в нос и отправилась собирать свой рюкзак.

На гастроли девочка решила поехать именно с рюкзаком. Постепенно на кровати появились две кучки вещей: «неинтересная» и «самая важная». В «неинтересную» попали: шлепанцы, два сарафана, юбки, футболки, носочки, курточка, зубная щетка и расческа, разноцветные резинки для волос. В «самое важное» – любимые шорты, новенький купальник с дельфином, блокнот для рисования, чистый дневник для записей, перочинный нож с шестью лезвиями, ложкой и вилкой, портативный фонарик, который прикреплялся к странице и позволял в темноте читать (или рисовать, или чертить карту). Еще – обычный фонарик, бабушкин театральный бинокль с перламутром, лупа, моток веревки (про себя девочка именовала ее «бечевкой») и браслетик из «черного дерева», который прислали на Новый год родители. Они были учеными-биологами, второй год работали в Африке, поэтому Маргарита и жила с бабушкой.

Оценивающе разглядывая обе кучки, девочка вдруг ударила себя по лбу и, пробормотав «вспомнила», полезла под кровать. Через минуту из пыльной обувной коробки она бережно извлекла вещи и вовсе странные: леденцового петушка на палочке и тряпичный мячик на резинке, явно самодельный, из тех, что продают у цирков и зоопарков предприимчивые старушки. Девочка бережно упаковала вещицы в отдельный пакет и принялась укладывать рюкзак.

Ужинали они вдвоем. И у бабушки, как заметила наблюдательная внучка, настроение к вечеру явно испортилось. Маргарита знала, что в таком состоянии Корицу лучше ни о чем не расспрашивать. Тем более о Че с Георгием. И когда после ужина Маргарита играла на компьютере, то слышала, как недовольно, в ответ на резкие бабушкины движения, стучали дверцы шкафов и тумбочек. Отъезд был назначен на шесть часов вечера следующего дня.

Перед сном, уже лежа в постели, Маргарита размышляла – как они будут общаться с Георгием? Ведь он «просто собачка» только для посторонних. На самом деле пекинес – сильный и мудрый волшебник, который очень даже бойко общается на человеческом языке и способен на самые удивительные штуки. «Кунштюки», как говорит Чертополох. Про которого бабушка, в свою очередь, говорит, что он «немного безалаберный» и часто путает одно с другим, как волшебник из старинной песенки «Сделать хотел грозу, а получил козу». Но это совсем и не плохо, потому что, не ошибись Че однажды с успокоительным отваром, никакой бы Перцовки на свете не было. Георгий же, напротив, никогда ничего не путает. Он всегда такой спокойный и обстоятельный. «В прошлый раз, – припоминала Маргарита, – они дали мне попробовать компота из нектара одуванчиков, и я стала понимать, что говорит пекинес. Интересно, сохранилось ли у меня это умение? Или оно, как крылья Перцовки, – то появляется, то исчезает? Хотя оба они прекрасно читают мои мысли и мысли всех остальных без всяких слов. Иногда так неудобно получается!» В том, что Георгий и герр Чертополох вскоре дадут о себе знать, девочка не сомневалась.

в которой Путешествие начинается, и одни герои очень радуются, а другие недоумевают

На вокзале Корица первым делом посадила Маргариту в купе, поручив внучке очень важное дело – охрану вещей и контейнера с Перцовкой. Сама же поспешила к багажному отделению, где «эти растяпы» грузили декорации и костюмы к спектаклям. Маргарита рассматривала в окно перрон, спешащих пассажиров и отпивала из маленькой бутылочки особый компот, куда бабушка добавила «тонизирующих корешков для бодрости, которая нам очень понадобится». Рука чуть ли не сама, по собственному хотению то и дело подносила бутылочку ко рту – не потому, что Маргарите хотелось пить, просто так лучше чувствовалось, что Путешествие уже началось.

Маршрут предстоял достаточно сложный: сначала поездом до Новороссийска. Оттуда через паромную (при таких замечательных словах сердечко Маргариты сладко замирало) переправу до Симферополя. А уж затем на специальном автобусе, присланном «встречающим», как выражалась бабушка, театром, – до самого Севастополя.

По перрону ходила женщина в цветастом платье и каждые три минуты кричала в рупор: «Группа детей, едущая в Анапу, подойдите к первому вагону, вас ожидает воспитатель!» Маргарита про себя порадовалась, что ее лично никакой воспитатель не ожидает, а отдыхать она едет с бабушкой. Однако Корица не возвращалась. Девочка уже начала волноваться, но тут зеркальная дверь купе отъехала в сторону, и на пороге возник Александр Васильевич – главный режиссер, а по совместительству с недавнего времени и директор театра. Собственной персоной.

– Здравствуй, девочка, – важно поприветствовал он Маргариту. Не торопясь, уложил свой удобный чемодан с колесиками на полку для багажа. Поправил лацкан серого пиджака, к которому был прикреплен значок, и, развернув газету, совсем про Маргариту забыл.

– Извините, – кашлянула она тогда, озабоченно глядя в окно, – поезд вот-вот тронется, а бабушки нет.

– Не волнуйся, деточка, – не отвлекаясь от газеты, подбодрил ее режиссер-директор, – я только что видел Евгению Дмитриевну, она контролирует погрузку костюмов, декораций и реквизита…

– Не думал, что это женское занятие, – услышала у себя за спиной Маргарита, все еще высматривая бабушку в окно.

Не веря своим ушам, она медленно обернулась, а через минуту уже висела, визжа от счастья, на шее у невысокого человека в очках, который даже не успел переступить порог купе. Выбитая из рук Александра Васильевича газета валялась на полу. И около нее остановился, переминаясь с лапки на лапку, пекинес.