Любовная какофония - Варвара Андреевна Карбовская

«Она сама себя высекла!» С тех пор вполне свободно гуляют по миру Городничевы слова, только уже в совсем другом значении. И нет-нет да вдруг и объявится кто-нибудь, кто сам над собой добровольно проделывает такую неосторожную экзекуцию. Зачем бы, кажется?

Ведь оно и болезненно и перед людьми совестно, но вот поди ж ты, не терпится человеку… Представляется ему, что он разоблачает своего недруга и обидчика, а между тем каждым словом сам же по себе — шлеп да шлеп! Да еще в присутствии общественности, не иначе.

За примерами ходить недолго. Бывает, что редакционная почта приносит образцы подобного самосечения. Однако не все они на тридцати страницах и не все до такой уж степени откровенны, как то, что прислала в редакцию «Крокодила» Людмила Александровна С. из города Марусинска. Сама она считает свою историю поучительной для доверчивых женщин, и в этом с ней нельзя не согласиться, добавив, однако, что и для мужчин, как доверчивых, так и бдительных, она не лишена интереса. Вот вкратце ее содержание с цитатами из письма, везде взятыми в кавычки.

Преподавательница вокала в вечерней школе влюбилась в своего ученика: ей показалось, что у него «доброе сердце и внутренняя тактичность». Ученику тогда шел двадцать третий год. Судя по присланному Людмилой Александровной документу, он 1940 года рождения. В том же документе на годе рождения самой Людмилы Александровны поставлена такая сочная клякса, что разобрать его не представляется возможным. Да, собственно, это и не важно, потому что, как сказал поэт, любви все возрасты покорны. Правда, он тут же добавил, что «юным девственным сердцам ее порывы благотворны», тогда как «на повороте наших лет печален страсти мертвой след»… Впрочем, возможно, что автору письма еще и далеко до «поворота лет», просто сочная черная клякса могла ввести нас в заблуждение.

Людмила Александровна много и успешно работала, бережно заботилась о дочке от первого брака и о своей матери. И тут вдруг появился кудрявый блондин Петя. Ему сразу везет: влюбленная преподавательница устраивает своего ученика временным преподавателем, передает ему свою кружковую работу. «Благодаря мне, — пишет ©на, — он на год раньше окончил музыкальную школу». Благодеяния на этом не кончаются: ученик-преподаватель направляется для дальнейшего музыкального обучения в соседний город. К тому времени благодетельница стала уже называть себя его женой, хотя регистрация брака и была отложена по обоюдному согласию: «Как моего мужа, его бы лишили стипендии, а 20 рублей в семье не были лишними».

Итак, любимый живет и учится в другом городе, а Людмила Александровна, оставаясь в Марусинске, печется о нем, боясь, «чтобы муж не остался голоден, чтобы из-за материальных недостатков не бросил учебу». В письме длинный перечень всего, что было принесено в жертву любви: «ежемесячные переводы в 40 руб., а иногда в 50, 60 и 80. Костюм — 60 руб., на пальто — 28 руб., валенки — 15 руб.» и т. д. Квитанции денежных переводов сохранялись тщательно, как иными хранятся всю жизнь пожелтевшие любовные записки. Квитанции ведь тоже были своего рода свидетельствами любви.

«…Денег не хватало, себе приходилось во многом отказывать», — признается автор, продолжая незаметно для себя жестокое самосечение. Выходит, что престарелой матери и малолетней дочке приходилось терпеть некоторые лишения ради довольства и благополучия кудрявого молодого человека.

А он тем временем почувствовал сердечное влечение к другой преподавательнице. Всякое бывает на свете. Молодой человек не был обременен детьми, не был законным мужем Людмилы Александровны и считал себя вольной птицей: орлом, соловьем или петухом, — это уже подробности. Однако вот тут-то, узнав о коварном деянии своего вероломного возлюбленного, Людмила Александровна заговорила о «плотной маске подвидности», что должно означать: под видом верного любовника он обманывал ее с другой.

Что плохо, то плохо. Петру К. следовало бы, конечно, честно сказать своей благодетельнице: премного за все благодарен, за любовь, переводы, валенки и все другое, но сердцу, как говаривалось в старину, не прикажешь, прошу меня простить, а деньги при возможности верну… Хотя про деньги он именно так и высказался, и даже письменно, но не поспешил с выполнением обещанного. А у Людмилы Александровны были квитанции и письменные обещания. С этими документами она и обратилась в суд и выиграла свои 604 рубля в возмещение обманутой любви. Но теперь она ищет «истинной правды». «Только она может вернуть мне мое оскорбленное самолюбие!» — пишет Людмила Александровна, совсем упуская из виду, что оскорбленное самолюбие находится при ней и возвращать его, собственно, неоткуда.

В поисках «истинной правды» родилась незаурядная филологическая находка в виде слова «протяже». До сих пор было известно, что французский глагол первого спряжения «протеже» означал охранять, брать под охрану, под свое покровительство. Людмила Александровна пишет это слово по-своему, производя его от слова «тянуть». Уж она ли не тянула в педагоги «простого уличного парня, у которого была одна цель — выпивка и рыбалка». Однако, «протягивая» его в педагоги, она заботилась и о том, чтобы он был снабжен деньгами на выпивку, и даже купила ему лодочный мотор и рыболовные сети.

Сейчас Людмила Александровна возмущена поведением той учительницы, которая «встала на пути чужого счастья», тогда как, «искренне любя Петра, она должна была пожертвовать своими чувствами, чтобы не нарушать жизни чужой семьи». А если выразиться понятнее: надо было новой возлюбленной Петра постараться вернуть его в лоно прежней сожительницы… Между тем сама Людмила Александровна знала, что до нее Петр считал своей женой юную студентку педучилища, но сама-то себе Людмила Александровна не читала строгих нотаций о счастье первой семьи. Вот печальное и не такое уж редкое заблуждение: женщина связывает свою жизнь с заведомым «стрекозлом» в полной и блаженной уверенности, что уж она-то не в пример ничтожным предшественницам достойна любви и вечной верности!

Приведу краткий перечень искренне и страстно написанных эпитетов, которыми Людмила Александровна характеризует своего бывшего возлюбленного:

1. Злодей

2. Альфонс

3. Алкоголик

4. Обманщик

5. Мелочный эгоист

6. Продажная вещь

7. Приспособленец

8. Язва общества

9. Самый последний подлец

10. Пустой мираж

11. Притворившийся скромным зайцем

12. Чужешейник

Это далеко не все, что поместилось на тридцати страницах. Не берусь судить, насколько права Людмила Александровна в определении личности бывшего любовника, — ей это лучше знать. Хотелось бы только понять, как это она, искательница правды, устроила «язву общества» педагогом в музыкальную школу и даже выпустила на год раньше срока, хотя уже и в те времена ей было ясно, что «он Человек ограниченный в знаниях, учился весьма средне, был ленив и частенько приходил домой в нетрезвом виде»? Правда, как она сама объясняет, «я по своей доверчивости (?) не обращала на все это особого внимания»…