Чудо в перьях - Валерий Герланец

А наглые, крикливые мартышки вообще подняли Хрум-Хрумика на смех:

– Вы только посмотрите на этого глазастого зелёного умника! Ему, видите ли, не терпится узнать, кто он такой! Тогда иди к Большой Мутной реке и внимательно посмотри на своё отражение в воде. И знаешь, что ты в ней увидишь? Только смотри, не испугайся!.. Потому что ты увидишь – чудо в перьях!

И многочисленная мартышечья братия задёргалась от смеха, оглашая джунгли визгливыми обидными выкриками: «Чудо в перьях! Чудо в перьях! Чудо в перьях!»

– Неужели я не такой, как все? – печально размышлял Хрумик. – Не знаю, хорошо это или плохо. Во всяком случае, быть не таким – очень и очень одиноко.

После встречи с мартышками Хрумик твёрдо решил отправиться к Большой Мутной реке. Ведь он действительно никогда не видел своего отражения и совершенно не представлял, как выглядит. Свои лапы, часть продолговатого тельца и хвост, похожий на павлиний, он, конечно же, видел, а вот мордочку – никогда. Ах, если бы у него были мама и папа! Или братья и сестры! Или хоть какие-нибудь сородичи! Он бы тогда мог увидеть их во всей своей красе и спросить, к какому звериному семейству он сам и все его родственники относятся. Но их рядом не было. Он оставался один-одинёшенек в этих бескрайних густых джунглях, в которые не проникали даже солнечные лучи. А может, он один-одинёшенек в целом мире? Хотя, как выглядел этот иной мир и существует ли он вообще, Хрум понятия не имел. Вокруг, до зыбкой линии горизонта и даже высоко вверх, простирались джунгли и только джунгли – безбрежный вечнозелёный океан исполинских и карликовых деревьев, опутанных густой сетью лиан и ротангов.

Окружающий мир был изначально недружелюбен и наполнен пронзительными голосами невидимых животных и птиц, стонами стволов, треском сухих веток, шелестом гигантских ажурных листьев. С наступлением ночи одни голоса и звуки смолкали, зато начинали звучать другие – ещё более загадочные и пугающие. Пели свои нескончаемые серенады цикады, переговаривались древесные лягушки и ночные птицы, истошно покрикивали обезьяны. Везде и всюду угрожала опасность попасть в западню или стать чьим-то обедом.

Посмеявшись над любопытным Хрумом, мартышки так и не сказали ему, как идти к реке. То ли н е захотели сказать, то ли сами не знали. Тогда он спросил об этом у Тукана – крупной пёстрой птицы, которая с завидным усердием пыталась раздолбать своим несуразно большим ярко-оранжевым клювом кокосовый орех. Ответа не последовало, и Хрум настойчиво повторил свой вопрос ещё раз, а потом ещё.

Птица недовольно зыркнула на странного зверька и громко возмутилась:

– Разве ты не видишь, что я занята! Я не могу одновременно долбить орех, удерживать равновесие на ветке и показывать тебе дорогу.

– Извините, но я думал, что все обитатели наших джунглей должны помогать друг другу.

– Что?! – воскликнула птица, едва не свалившись с ветки. – Помогать!! Друг другу!!! Ой, насмешил! А почему я должна кому-то помогать? С какой стати? В джунглях все живут по закону джунглей.

– А что это за закон? – полюбопытствовал Хрумик.

– Ты что, с луны свалился? Живёшь здесь и не знаешь наших законов? То-то я смотрю, ты какой-то странный: мех, как у зверя, хвост, как у птицы… Настоящее чудо в перьях.

Тукан отвернулся от Хрума и вновь принялся долбить неподдающийся кокосовый орех.

– Извините, – робко проговорил зверёк, – но вы так и не сказали, о чём гласит закон джунглей?

– Ты посмотри, какой настырный этот птицезверь! Даже настырней меня, – буркнула птица Тукан и, захлопав крыльями, прокричала: – Главный закон джунглей гласит: зверь зверю – лютый зверь!

– То есть каждый из нас должен ненавидеть любого другого?

– А как же иначе? Нашёл еду – хватай и глотай, чтобы у тебя её никто не отобрал. Бей слабых, бойся сильных. Не имей друзей. Все они прохвосты, дармоеды и завистники.

– Получается, я и вас должен ненавидеть, – стал рассуждать Хрум. – Но за что? Вы такая красивая, умная и добрая птица.

– Ты прав, я красива, особенно в профиль, – птица Тукан горделиво задрала свой огромный крючковатый ярко-оранжевый клюв вверх. – И очень умна, беспредельно умна… Но никакая я не добрая. Я злая, злая, как целая стая голодных туканов, потому что этот проклятый орех не хочет открываться…

– И всё же, подскажите, пожалуйста, в каком направлении мне нужно двигаться, чтобы выйти к Большой Мутной реке?

– Сейчас как клюну тебя по кумполу, – пригрозила птица Тукан, – вмиг забудешь и про Большую реку, и про то, как тебя зовут.

Странный зверёк хотел сообщить Тукану, что зовут его Хрум-Хрумиком, но не успел. В то самое мгновение, когда он приоткрыл рот, птица с такой яростью клюнула зажатый в лапах орех, будто именно он, а не назойливый Хрумик, задавал ей вопрос за вопросом. Покрытый плотной волокнистой оболочкой плод кокосовой пальмы, наконец, раскололся и брызнул во все стороны густой белой жидкостью. Напившись, птица как-то сразу стала добрее. С высоты своего положения она снисходительно посмотрела на застывшего в просительной позе зеленошёрстного зверька и проговорила:

– Беги строго на север, никуда не сворачивая. И ровно через три туканьих перелёта выйдешь к Большой Мутной реке.

– А три туканьих перелёта – это сколько? – не удержавшись, вновь задал вопрос Хрумик.

– Три перелёта – это три перелёта. Но раз ты такой непонятливый, если не сказать – бестолковый, поясню: три туканьих перелёта – это пять раз по три слоновьих перехода. Вот!

– Спасибо! – поблагодарил птицу Хрум и побежал в том направлении, в котором указывал её длинный ярко-оранжевый клюв. Он бежал и думал, что в пути нужно будет обязательно у кого-нибудь узнать, а сколько это – один слоновий переход?

Элиз Смит открыла сначала один глаз, затем второй и, сладко потянувшись, кубарем скатилась с кровати на пол. Это была тонкая и гибкая, как бамбуковый прутик, двенадцатилетняя девочка. Её глаза и губы излучали мягкую улыбку, словно говоря окружающим, что их хозяйка находится в прекрасном настроении. Лиз, именно так все её ласково называли, жила вместе с родителями в небольшом, но очень уютном коттедже, со всех сторон окружённом цветущей тропической зеленью.

Девочка родилась в далёкой России, где её будущий папа Билл Смит, проходивший там медицинскую стажировку, познакомился с её будущей мамой Светланой Кузнецовой. Выйдя замуж за аспиранта из Англии, мама взяла его фамилию и стала Светланой Смит, то есть как была Кузнецовой, так Кузнецовой и осталась. Ведь русская фамилия Кузнецов и английская Смит – одного поля ягоды.