Давным давно была... - Василий Иванович Колесов

докторишек) вышли из кабинета психиатра и стремительно двинулись к выходу. Загорелась лампочка вызова. Со стульев поднялись и направились в кабинет женщина и мальчик.

— Проходи, Серёжа, не бойся, — сказала женщина.

Никитка почувствовал на себе удивлённый взгляд замешкавшегося в дверях кабинета мальчишки и обернулся.

«Так это все — правда? Это было?» — в голове у Никиты всё перемешалось: где — правда, где — сон…

Но мамы упорно разводили их в разные стороны. Вот бы остаться, поговорить с Серёжкой, может быть хоть что-то станет понятно, но… Спорить с мамой в её теперешнем состоянии бесполезно — это Никита знал давно, а Серого он теперь найдет по любому …

Макс

— Максим! Тебя долго ждать? Может, ты не хочешь ехать к бабушке?

— Пап, ну сейчас, подожди чуть-чуть… — крикнул Максим. Из-под кровати торчали только его ноги.

— Считаю до полтора!!

— Па, ты же сам слышал, мама сказала взять Ваську, а он залез под кровать и не вылезает, царапается!!

— Лови быстрее этого котёнка. А то…

— Всё, поймал!

Максимка ехал в деревню к бабушке. Там не то что в городе: хочешь — ночуй на сеновале, купайся, гуляй допоздна, короче, что хочешь, то и делаешь (бабуля любимому внуку всё прощала, а Максим особенно много и не злоупотреблял её терпением).

Максиму хотелось спать (ведь выехали рано утром), но котенок Васька не давал им покоя, особенно папе: прыгнет ему то на руку, то на ногу, а ведь папа за рулём. Максим изловчился, поймал котёнка и засунул его себе за пазуху, решив, что пусть лучше Васька поцарапает ему живот, чем окончательно «достанет» папу. Тем более, что Максимка уже вывел папу из равновесия в самом начале поездки тем, что когда они проезжали мимо городского рынка, заявил, что когда, он — Макс, был маленьким, то думал — это цирк. Теперь-то он так уже не думает… Котёнок пригрелся, тихонько заурчал. Думая о приятном — скором дне рождения, незаметно для себя заснул и Максим.

Больно ударившись плечом о дверь машины, от резкого толчка, Макс проснулся. «Опелек» съехал с шоссе на просёлочную дорогу. До бабушкиной деревни осталось минут 15 езды. Справа стояли ещё не убранные хлеба. Из-за леска, куда вела дорога, слышался шум тяжело работающих моторов. Сейчас через лесок, потом прямо по дороге, поворот на право, ещё пара километров и — приехали!

Из леса выскочили несколько мотоциклов и стали выползать угловатые танки с крестами на башнях.

— Сынок, смотри-ка, кино снимают! — удивлённо произнёс Максимкин папа. — А помнишь, я тебе один случай рассказывал, о котором в газетах писали?

— Ага, помню…

Это особое дело было в Белоруссии в 70-ые годы…

«В отделении милиции одного районного центра зазвонил телефон. Трубку подняли:

— Дежурный по отделению старшина Ткаченко.

— Дяденька, у нас в деревне немцы! — испуганно прошептал какой-то мальчишка.

— Ага! А я — китаец под бамбуком! — ответил на дурацкую шутку дежурный и положил трубку, предварительно послав его куда подальше и посоветовав больше так не шутить.

Через несколько минут мальчишка дозвонился второй раз: „У нас правда — немцы, собрали всех у сельсовета, стреляют из автоматов вверх!“

Его послали значительно дальше, пообещав оторвать уши и выпороть, так чтоб сидеть не мог, за такие шутки.

Но парнишка дозвонился третий раз: „Дяденьки, приезжайте скорее, коммунистов и комсомольцев к оврагу повели расстреливать!“

Милиционеры на этот раз ничего не ответили, а отправились в эту деревеньку с единственным желанием: придушить этого мальчишку, а в крайнем — собственноручно выпороть так, чтоб зад был по цвету, как у обезьяны…

А началась эта история просто: трое молодых парней пошли на рыбалку, ну, понятное дело, выпили, а на обратном пути один из них провалился в схрон, в котором после войны прятались от людского гнева полицаи. Чего там только не было: немецкая форма, оружие, боеприпасы, документы, даже консервы. Понятное дело, захотелось всё это примерить — выглядело круто! Ну, молодые парни и решили пошутить — заглянуть в таком виде в ближайшую деревеньку…

В дома сельчан входили немецкие солдаты и на „ломаном“ русском языке приказывали всем собраться у сельского совета, угрожая в случае неповиновения смертью. Никто ничего не понимал: ведь уж 30 лет, как мы победили, а тут — немцы! Всех собрали у сельсовета. Что делали немцы во время войны придя в деревню? Выявляли и расстреливали советских активистов: коммунистов, комсомольцев, председателя…

Ну, парни и стали куражиться, мол, коммунисты и комсомольцы — выйти из толпы. Все молчат… И тут из толпы выходит дедуля — местный пастух, низко кланяется и заявляет, что вас-то, родимых, он ждал 30 лет. И показывает: вот это — председатель, это — бригадир, это — секретарь местного комитета комсомола, а вот это — коммунист…

А в это время один мальчишка пробрался в сельсовет и, обмирая от страха (ведь за это не пожалеют — пристрелят), стал звонить в районный центр, в милицию.

В деревне милиционеров, желавших выпороть телефонного террориста так, чтоб сидеть не смог, а лежал только на животе, встретила толпа с причитаниями. Люди просили спасти от смерти своих родственников. Но спасать никого не пришлось, потому что, подойдя к оврагу и немного постреляв в воздух, „немцы“ заявили, что это была шутка.

Шутка — шуткой, но молодые парни за неё получили по 10 лет лишения свободы (ношение огнестрельного оружия, угроза смертью и так далее), а дед — пастух оказался бывшим полицаем, военным преступником, на совести которого было не мало загубленных человеческих жизней. Его приговорили к расстрелу… Срока давности по такой статье нет».

Внезапно, с переднего мотоцикла, ударил пулемёт. Пули прошили лобовое и заднее стёкла, в салон и на пригнувшегося от испуга Максима посыпались осколки…

Его папа всегда отличался хорошей реакцией: он резко развернул машину и погнал её по неубранным хлебам. «Опель» запрыгали по ухабам, почему-то открылась дверца, Максим потянулся закрыть её… Резкий поворот и Макс выпал из машины в канаву, которую она объезжала на полном ходу…

Грохот, ослепительная вспышка…

— Па, папа! Ну, где ты? Папа, помоги… — Максим попытался выбраться из канавы. Правая рука опухла, его тошнило.

— Папа, ну пап! — он наконец-то сумел выбраться из канавы и, шатаясь, поднялся на ноги. Метрах в 30-ти догорал, наполовину вдавленный гусеницей танка остов легковушки. Максим, пошатываясь, подошёл к останкам машины…

— Папа, ну где ты?! — крикнул Максим, размазывая по лицу левой рукой слёзы, грязь и кровь. Под его ногами лежал номерной знак отцовой машины.

Сходил за хлебушком…

— Не понял!? — удивлённо произнёс Лёшка, открыв входную