Так было, так будет - Дмитрий Николаевич Меренков

ждал поближе, не кричать чтоб. Из разбитой русской печи, когда- то согревавшей одноимённую избу, сгоревшую ещё в 41-м, вылез автоматчик. Из роты Лукошкина, зам командира оставленного при штабе дивизии первого взвода.

— Тебя, Пеночкин, прозевать немыслимо. Сводки Информбюро без радио читать можешь!

— Толковые ваши ребята, с одного раза меня запомнил. Утром только и виделись, пока к землянке шли. Круглов его фамилия.

Ротный был польщён. Любил, когда его бойцов хвалят. Ревновал страшно, если другие командиры наказать норовят. Такое случалось, бойцы были штучные, у каждого свои таланты воинские. Гонор общий. Одним словом — разведка. Инженерная! Было с кого бойцам образ разведчика копировать. Командир — ростом и лицом русак природный, глаза светлые, а взгляд завораживает. Голос тихий, но слышат его хорошо даже под обстрелом. Впрочем, за год боёв научились бойцы понимать командира без слов. Ещё много чему научились, гонял нещадно. Никогда напрасно. Военная косточка. Отец первую мировую до тяжёлого ранения ломал. Унтер-офицером комиссовали. Полный кавалер! От отца требовательность к себе и другим. Он учил охотничьим хитростям, рыбацкому терпению. Семнадцатилетнего отпустил на фронт. После радовался — военком знакомый, умница, определил добровольца- сына в Борисовское военно-инженерное училище, так что на фронт Виктор Лукошкин попал аж в 43-м году младшим лейтенантом. Не отпускали из училища в строй. Пришлось одной сволочи по морде дать, чтобы с должности инструктора по минно-взрывному делу сняли, и в самое пекло послали. Наши Воронеж опять освобождали, его в станицу Багаевскую, что на Дону, отправили.

На четвёртый фронтовой день к мосту, который рота Лукошкина через Дон навела и трое суток под обстрелом ремонтировала, маршал Будённый С. М. прикатил. Командир полка, понятно, тоже прибежал. Видит маршал, кругом воронками берег изрыт, «младшой» раненный-контуженный шатается, а мост не шелохнётся! По нему тяжёлая артиллерия идёт, наступление развивать.

Вытянулся Лукошкин «Смирно!», доложил, кто он есть и упал. За то, что, получив ранения, солдат не бросил, маршал Буденный с командира полка орден Красной Звезды снял и лейтенанта младшего наградил. Правда, на другой день командир полка навестил раненного в санбате и тот орден забрал. Объяснил, потом свой получишь. Так часто бывает, пересказывали историю бойцы «хозяйства Лукошкина».

Вспомнилась та переправа неспроста. Впереди Днепр, опять мост строить? Наверное, это и есть цель вызова. А казаки налаживать взаимодействие прибыли. Успокоился ротный, разгадав причину ночного приглашения. Доля командирская — с людьми работать. А люди, по правде, генераторы происшествий. Чаще наказуемых, чем награждаемых. В любом варианте командир отвечает.

Шли уже по осеннему саду с голыми яблонями. Пеночкин заговорил. «Товарищ лейтенант! Возьмите меня в роту!» Ожидаемо, сколько раз такую просьбу слышал. Ответ стал стандартным:

— Зачем тебе? Только правду.

— У вас не убьёт! Я в штабе за потери отвечаю, списки свожу. Ваших не видел.

— Ну и своди дальше. Што не сидится?

— У меня память плохая, увижу, услышу — всё помню. Все знают, что я знаю, кого где искать. Только я не знаю, как это происходит, что я знаю. Дёргают днём и ночью.

— Ну-ка перечисли, что в моём блиндаже на столе лежит.

— Карандаши: красный короткий; синий новый, компас…

— Вот врёт память, компас я Фролову чинить отдал.

— Так я его принёс и положил. Ещё послужит.

— Ты и ремонтировал? Тогда вместе служить будете. Только учти, с талантливых и спрос больше.

За разговором до часового у входа в штаб дошли. Дежурное «Стой, кто идёт?» прошипело откуда-то из-под чёрных мокрых осенних садовых деревьев.

Сад, в целом, производил гнетущее впечатление. Чёрные ветки яблонь успели забыть красовавшиеся на них крутобокие, светящиеся изнутри, плоды, и ожесточённо тянули к розовеющему небу перекрученные ветки-руки. Всё, что ниже сливалось в мглистую темень, и казалось, сама земля тянет руки, моля о пощаде. «Сколько можно, должен быть предел, посмотри, каким чудесным бывает рассвет, если никто не стреляет…»

«ЗС». Осенний сад средней полосы России через 80 лет, к концу этой книги, выглядел не лучше. А яблони как в телешоу «Точь-в-точь». Точно так ветками к небу тянулись, молитва та же: — Сколько можно? Остановился ротный и отключился. Стоя заснул. Такого ещё не было! Сам себе гаркнул: Стоять! Смирно! Сквозь вязкую пелену небытия пробился голос: «Товарищ лейтенант! Сюда заходьте».

— Это Птичкин! А это вход в штабной блиндаж. Всё контузия, проклятая. Главное, громче, звонче, глядишь, и не заметят. Вот это блиндаж! А народу! Кому докладывать? А всем сразу!

«Командир 6-й роты отдельного батальона 256-го стрелкового полка 30-й стрелковой дивизии 47-й армии!» Выпалил и затих. Пожилой, пухлый, в накинутой на плечи солдатской шинели, обернулся.

— Тише, немцев разбудишь! Как ты вовремя. Приказ зачитываю, твоя задача: переплыть, перебить, захватить, удержать сутки. Сам выбирай, где, как, какими силами. Честно скажу: манёвр отвлекающий, но архиважный. Идёте первыми, с казачьей разведкой. Забирай казака, через — на часы глянул, сорок минут доложить план операции. Выскочили лейтенанты из блиндажа, задымили.

Обсудили диспозицию. Надежда нацистов — Восточный вал, колоссальная линия обороны, которую они возвели за Днепром. Немцы вдруг с тревогой осознали, что они могут просто не успеть отступить под защиту своих титанических укреплений. И началась небывалая операция, которая в официальной историографии так и называется — «Бег к Днепру». Они побежали, отбиваясь, оставляя заслоны в городах, иногда контратакуя для вида, но — побежали. Красная Армия гналась за ними. Сбивали заслоны, на бегу приходилось брать города, Мариуполь, например. Гитлер объявил немецкому народу и каждому солдату в отдельности, что именно Днепр — граница Фатерлянда. Именно по Днепру будет проходить граница Рейха, и они должны её защищать соответственно. Не было у нас другого выхода, надо было идти вперед. И бойцы, и командиры напряженно искали победную тактику, понимая, что плацдарм на правом берегу Днепра нужно захватить любой ценой. Окупится! Невиданную дерзость Ватутин (1-й Украинский фронт) проявил. С уже завоёванного, но бесперспективного, Букринского плацдарма войска тихо вывел, форсировал Десну, и снова Днепр, выше по течению. С этого нового, Лютежского плацдарма, пошло решающее наступление на Киев. Над немецкой группировкой в Киеве нависла угроза окружения, и Манштейн вынужден был начать отводить войска из города. Ватутин победил, переиграл Манштейна, сохранив десятки, если не сотни тысяч жизней бойцов первого Украинского и сам великий город, один из самых красивых в стране и в Европе.

«ЗС». 2014 год. Украина независимое государство, собственный Президент, союзники, враги, сепаратисты, оппозиция — всё «как у людей». Даже история «нэзалэжной» написана заново, красиво и величественно.

Нацизм победил.

«Незалежна» Украина своего освободителя от немецкой оккупации Ватутина в гибели 400 000 украинцев винит, сваленных кучей на алтарь Победы в угоду кровавому Вождю.

Цитата: «Из 25 000 на участке, где переправлялся Виктор Астафьев (известный советский писатель, очевидец форсирования Днепра! Участник жуткой