Меняя маски - Николай Метельский

Не знаю, как так получилось, но на нашей улице, состоящей из стандартных двухэтажных частных домов, только у моих соседей имелся приличного размера особняк в традиционном японском стиле, с немаленьким двором. И все это богатство было окружено двухметровым каменным забором, который не мешал сестрам Кояма с легкостью перелезать его с моей стороны и делать мою жизнь излишне веселой. Впрочем Шина, старшая из сестер, последний год перестала так делать, видимо, поняла, наконец, что девушке ее возраста скакать через заборы невместно. Жаль только, что приходить ко мне она не перестала, нашла, блин, мальчика для битья. Сам я никогда, хоть и мог, не лазил через заборы, так что, выйдя за крыльцо и пройдя несколько метров, я открыл калитку и зашел в эту обитель зла. Утрирую, конечно, но детскую часть семьи Кояма, иначе как демонами не назовешь.

Пройдя через двор, я снял обувь на генкане — небольшом, сантиметров десять в высоту, камне, тянущемся вдоль лицевой части здания. Пройдя по узкой, метра полтора, веранде зашел в дом.

— Добрый вечер всем, — сказал я, чуть повысив голос, так как в прихожей никого не было.

— Синдзи-и-и! — визг из глубины дома сменяется топотом, и шестнадцатилетнее рыжее чудо с разбегу прыгает мне на шею. — Синдзи, Синдзи, я, наконец, смогла выполнить тот ужасно сложный прием, и теперь я могу ломать кирпичи головой!

Что? А, ну да. «Доспех духа». Это не то чтобы прием, а скорей способность, которую тренируют последователи, вроде бы, любой боевой техники. Ну а собственно сам «Доспех духа» — это способность концентрировать вокруг тела слой энергии, которая и защищает, и помогает атаковать. Самих техник в этом мире великое множество. При этом они разделены на четыре категории: рукопашный бой, фехтование, бой тупым оружием и бой метательным оружием. В последнюю категорию входит также и огнестрельный бой. Ну и уже сами категории разделены на различные техники. Например, Кояма используют Огненную технику рукопашного боя. А ведь есть, например, техника Тени метательного оружия.

Ну а что касаемо кирпичей и головы, то это давний бзик Мизуки, младшей сестры Шины. Дело в том, что Шина исполняла этот фокус еще в десятилетнем возрасте. И когда Мизуки удочерили, это было первое, что Шина показала ей. Неудивительно, что маленькая десятилетняя Мизуки поразилась до глубины души. Правда, исполнить подобное она смогла только сейчас, спустя шесть лет, что неудивительно, ведь Шину начали обучать в пять лет, а Мизуки в десять. Плюс, я нередко слышал, как Шину называют гением. Так что все закономерно.

— Мизуки, я, конечно, рад за тебя, но ты не думаешь, что твое поведение не пристало девушке. К тому же, вести себя как маленький ребенок в свои шестнадцать. Это, знаешь ли, наводит на определенные мысли.

— Это, какие такие мысли?!

— Ну… — «Что ты дурочка неполноценная. — Эмм… ну а вот об этом ты сама подумай.

— Подумай, подумай, — скривилась она, — да плевать на это, ты ведь не посторонний, почти член семьи, уж с тобой я могу вести себя как угодно. — Вот, блин, счастье-то какое.

На пороге соседней комнаты появилась Кояма Кагами — мать семейства, умница, красавица и просто прекрасная женщина.

— Ребята, идите мыть руки и за стол.

— Уже бегу, мам, — и, отцепившись от моей шеи, Мизуки убежала вглубь дома.

— Как скажете, Кагами-сан, — ответил я, поклонившись в знак приветствия. — Выглядите, как всегда, прекрасно. — Комплимент женщине некогда не лишний: и мне не трудно, и ей приятно.

— Ох, Синдзи, ловелас ты малолетний, беги уж быстрей руки мыть.

Зайдя в гостиную, я усмехнулся: в токономе, нише внутри стены дома, где обычно у них стоял телевизор, сегодня находился горшок с японской пальмой, она же цикас, а на центральной стенке висел черно-белый рисунок с изображением каких-то дядек и листьев той же пальмы. Если кто не знает, гербом школы Дакисюро является именно пальма, точнее листья пальмы. Которые, в свою очередь, являются символом победителей.

Где то минут через десять, когда первый голод был утолен, Кояма Кента — крепкий еще 69-летний старик, дед Шины и глава семьи, начал, наконец, разговор, ради которого меня и пригласили сегодня.

— Синдзи, ты уже решил насчет старшей школы? — старик Кента смотрел на меня внимательно и строго, всем видом показывая, что этот вопрос очень даже серьезный.

В принципе, я уже давно решил, что пойду в старшую школу, для легализации в этом мире это необходимо. Но уж точно не в ту, в которую ходит Шина. Однако говорить это родным Шины мне было как-то неловко. И вот тут я совершил ошибку. Можно было найти десяток причин, почему я хочу идти в другую школу, я же выбрал самый дебильный ответ.

— Да, решил. Я много думал и решил закончить обучение на средней школе.

— И по какой причине, позволь узнать? — На лице дедка мелькнула улыбка. — Ты ведь прекрасно знаешь, что дальнейшее обучение очень важно.

— Все как всегда, Кента-сан, все как везде, у меня просто нет денег, чтобы оплачивать школу. — С деньгами у меня сейчас все несколько иначе, но старик знать об этом не может, а значит, и подловить меня на этом тоже не может. — Так что я решил, что лучше мне пойти работать.

— Что ж, в таком случае все решено. Готовься к поступлению в старшую школу Дакисюро, Синдзи.

— Чо?

— Если проблема только в деньгах, а проблема только в этом, насколько я понял, то можешь не беспокоиться, деньги найдутся, — улыбнулся дед.

Так, понятно. Вот в чем дело. Оказывается, что все их телодвижения были из-за банальной жалости! Нет, я парень не очень гордый, во всяком случае, когда у меня были трудные деньки, я проглатывал свою гордость и принимал чересчур частые приглашения на обед или ужин. И когда Кагами-сан приносила разные блюда, якобы для того, чтобы дите не питалось одной лапшой, я улыбался и благодарил ее. Но всему есть предел, после которого даже моя гордость начинает бунтовать.

— Кента-сан, я вам очень благодарен за ваше участие, но нет. Я не могу принять вашу помощь. — Мне стоило определенных усилий, чтобы не взорваться и не натворить глупостей. — Я… не нуждаюсь… в общем, нет. Спасибо, конечно, но нет.

Очень хотелось что-нибудь сделать, сказать что-нибудь злобное, надерзить, выдать парочку сарказмов или, к примеру, бросить палочки для еды на стол и молча уйти, в общем хоть как-нибудь выразить свое отношение к данной ситуации. Осложняло все еще и то, что в прошлой жизни я не привык скрывать свои чувства. Нет, я могу их контролировать и скрыть их, если надо, тоже могу, все же чему-то меня обучали. Но при этом я оставался Разрушителем, а не каким-нибудь шпионом, и главной моей специализацией была сила, а после определенного этапа моего развития — сила немалая. У меня просто не было причин скрывать свои эмоции, ибо я чувствовал за собой силу. Для многих людей, учитывая мой характер, я был весьма неприятным человеком, но даже мое начальство с этим мирилось, потому что понимало: люди моего уровня профессионалы, они знают, что такое субординация и они не предают. Даже после встречи со своей будущей женой ничего не изменилось. Светик полюбила меня таким, какой я есть, а ситуация, в которую я попал после нашей женитьбы, вылилась в банальную войну против всех, а уж никак не в шпионские игры. Так что успокоиться мне стоило определенных усилий, даже не успокоиться, а просто ничего не делать. Ведь злость, по сути своей, была не так уж и сильна, ее я быстро задавил, а вот вредность моя требовала выхода.