Братство Камня - Лоренсо Сильва

— Как ответственный за соблюдение всех условий нашей встречи, — начал он, — я напоминаю вам, что стражники расставлены на значнтельном расстоянии от палатки, поэтому они не услышат ваших слов, если вы не будете говорить слишком громко.

— Мои слуги сказали мне об этом, — подтвердил англичанин Болдуин Кент.

— Мне тоже докладывали, что за моими слугами велось наблюдение, — сказал француз.

Болдуин иронически кивнул.

— Но мои слуги доложили мне и еще кое о чем. Ваш король намеревается увести свою армию и больше не участвовать в планах Ричарда.

— В самом деле?

Болдуин перестал усмехаться и сощурил глаза.

— В самом деле.

— Мы не предполагали, что все крестоносцы должны подчиняться одному Ричарду.

— Однако они будут подчиняться одному ему, если Филипп уведет свою армию во Францию.

— Что ж, верное замечание, — отпив из кубка, сказал Пьер. — А вам не говорили, когда наш король собирается увести армию на родину?

— Через две недели. Филипп задумал воспользоваться отсутствием Ричарда при королевском дворе. В обмен на земли, которыми наша страна владеет во Франции, ваш король обещал помочь брату Ричарда взойти на английский трон.

Француз пожал плечами.

— И как же вы собираетесь распорядиться этими сведениями, если предположить, что они соответствуют действительности? Болдуин не ответил.

— Ценю вашу тактичность, — проговорил Пьер и поставил кубок. — Да, полагаю, отношения наших стран скоро ухудшатся. Однако согласитесь, без соперничества наше ремесло не нашло бы применения.

— А жизнь потеряла бы всякий смысл. Ноне обратиться ли нам к теме нашей встречи? — перебил Жак де Визан. Англичане насторожились.

— Допустим, ваши сведения верны, — сказал Жак. — В этом случае нам было бы так же прискорбно покидать Крестовое воинство, как и оставлять нерешенной одну из наших общих задач. Вот почему в качестве прощального братского жеста мы бы хотели помочь вам найти ответ на нее.

Болдуин внимательно посмотрел на француза.

— Вы, конечно, говорите о…

— О недавнем убийстве вашего соотечественника, Конрада Монферрата.

— Простите, но меня удивляет ваша обеспокоенность смертью англичанина. Даже такой, как смерть Конрада.

— Такой же, как давняя гибель нашего соотечественника, Раймона де Шатиллона.

Уточнения были излишни. Шестью годами раньше, нарушив перемирие между крестоносцами и войсками Саладина, Раймон де Шатиллон напал на караван сестры Саладина. Это оскорбление не было заглажено контрибуцией, начался джихад, священная война мусульман против европейцев. Через год, во время осады Иерусалима, голова Шатиллона была найдена на алтаре Святой Гробницы. Рядом лежал нож с кривым лезвием.

С тех пор были совершены дюжины подобных убийств, достигших своей цели и научивших крестоносцев бояться ночной поры. Не далее как вчера утром Конрада Монферрата обнаружили на алтаре, возведенном в честь взятия мусульманской крепости. Рядом снова лежал кривой нож, который у европейцев уже прочно ассоциировался со “старыми горцами” и их фанатичным культом.

— Убийцы.

Роджер сморщился так, будто собрался выплюнуть вино, только что пригубленное из кубка.

— Трусы. Воры, похищающие жизнь в темноте. Рыцарю подобает умирать при свете дня, в открытом поединке, показав свое искусство врагу, даже если он варвар. Эти негодяи не имеют понятия о чести, достоинстве и воинской доблести. Презренные ничтожества.

— Важно, что они существуют, — заметил Пьер де л'Этаж. — И еще важнее, преуспевают в достижении цели, Должен признаться, иногда я опасаюсь, что следующей на алтаре окажется моя голова.

Остальные закивали — в знак того, что относили подобные страхи и на свой счет.

— Мы не можем ничего поделать с ними. Разве что перед сном будем выставлять больше телохранителей, — сказал Уильям Глоучестер. — Хотя убийцы все равно проникают сквозь нашу охрану. Они как будто становятся невидимыми.

— Не стоит награждать их ореолом таинственности, — мрачно усмехнувшись, произнес Жак. — Они такие же люди, как и мы с вами. И так же превосходно обучены.

— У них варварская тактика. С ними невозможно бороться, — сказал Уильям.

— Вы так думаете?

Все взгляды обратились на Жака.

— А что, у вас есть какое-то предложение? — спросил Роджер.

— Возможно.

— Какое же?

— Гасить огонь с помощью огня.

— Я не желаю обсуждать подобные предложения, — нахмурился Уильям. — Пользоваться их грязными методами? Стать такими же трусливыми негодяями? Подкрадываться к их предводителям, пока они спят? Это немыслимо.

— Потому что до этого никто не додумался?

Уильям резко поднялся на ноги.

— Потому что это против воинских правил.

— Они варвары. Дикие варвары, а не воины, — сказал Жак. — И если им недоступны понятия о чести и доблести, то мы вовсе не обязаны воевать с ними по правилам рыцарей.

Его замечание возымело действие. В палатке воцарилось задумчивое молчание.

Наконец Уильям кивнул.

— Признаюсь, я желал бы отомстить за Конрада.

— И за Раймона, — напомнил один из французов.

— Чтобы убить бешеную собаку, не обязательно ждать, когда она посмотрит вам в лицо, — сжав кулаки, сказал другой француз.

— Пустой разговор, — перебил Болдуин. — Мусульмане узнают любого из нас, кто попробует проникнуть к ним. Даже ночная тьма не скроет белизны нашей кожи.

— Не забывайте и того, — добавил Роджер, — что мы не знаем их языка и обычаев. Мы можем переодеться, но если вступим с ними в разговор или сделаем хоть один неверный жест…

— Яне предлагаю вам проникать к ним, — сказал Жак.

— Но что тогда?

— Мы пошлем к ним их соотечественника.

— Тоже невозможно. Они все ненавидят нас. Кто из них согласится?

— Тот, кто отказался от их варварских обычаев и познал истинного Бога. Мусульманин, который стал христианином, Англичане были потрясены услышанным.

— Вы хотите сказать, что знаете такого человека?

— Он в Италии, в Монте-Кассино, в Бенедиктинском монастыре.

Название места говорило само за себя. Монастырь в Монте-Кассино был основан в 529 году, и его аскетические традиции закладывали еще те первые отшельники, что пришли в Европу из Египта.

— Перед самым нашим походом к Святой земле он гостеприимно принял меня, — сказал Жак. — Ему было разрешено говорить со мной. Его приверженность христианству не может не вызвать восхищения. Ради нашего Господа он сделает все, что от него потребуется.