Приходи вчера - Татьяна Олеговна Мастрюкова

«Я тоже умерла, я теперь тебя не боюсь!»

Наши предки считали, что двадцать седьмого декабря, в один из самых темных дней года, нечистая сила беснуется, близко подходит к избам, скребется в двери и пугает людей.

КОЛХОЗНАЯ КУКУРУЗА

Моему двоюродному брату было тогда четыре года, мне — около двенадцати. Родители отправили меня на лето в деревню к бабушке, которая вообще-то была мне не родная, она приходилась свекровью маминой сестре, моей тете.

С дядей я как-то мало общалась, в основном в их семействе всем заправляли тетя и дядина мать. Когда родился Дениска, тетя как-то сразу сбагрила его свекрови, которая, понятно, во внуке (мальчике!) души не чаяла.

Бабушка сильно баловала Дениску, прощала ему все шалости, и он этим пользовался. Чуть что, бежал ей на меня ябедничать, и мне даже иногда попадало ни за что ни про что. Но в основном мы просто вместе играли, веселились. Дениска был хороший мальчик, миленький, и бегал за мной хвостиком. Конечно, иногда он меня сильно раздражал, но я любила его, готова была защищать, если потребуется, и возилась с ним постоянно за неимением в деревне подружек. Были мальчишки моего возраста, но, понятно, я с ними едва общалась.

Поэтому взрослые совершенно спокойно оставляли Дениску на меня, уезжая надолго, иногда на целый день, и как бы само собой разумеющимся было использовать меня в качестве няньки.

В тот раз мы с Дениской играли за калиткой, а мимо проезжали на велосипедах местные мальчишки. Они сразу начали передо мной хвастаться: оказывается, на колхозном поле недалеко от нашей деревни созрела кукуруза, и местная ребятня повадилась ее воровать.

Дениска немедленно захотел кукурузу, которую ни разу не пробовал, но мальчишки делиться с нами не стали. Наверное, ждали, что я начну упрашивать или что-то в этом роде, но, конечно, не дождались.

Вместо этого мы с Дениской решили сами съездить на колхозное поле. Вернее, решила я, а братик так воодушевился, что бабушка отпустила нас обоих.

Ехать было не так уж далеко, минут десять-пятнадцать на велосипеде. Сначала по бетонке, потом выезжаешь на асфальтированную дорогу, и через некоторое время по обе стороны начинаются колхозные поля. Кукурузное поле лежало по правую руку за рощицей, скорее даже за маленьким леском.

Под горку ехать весело, мы с Дениской песни пели, хохотали. Я раз двадцать оборачивалась, чтобы убедиться, что братик держится крепко за седло и что ему удобно на багажнике. Никто нам не встретился по дороге, и следом никто не ехал, но это было только на руку. Мы же воровать ехали — считай, преступление. Приключение…

Домчали до кукурузного поля, я сняла Дениску с багажника, а велосипед бросила прямо на дороге. Кукурузу рвала только я, Дениска же, вместо того чтобы складывать добычу в пакет, в основном баловался — бегал туда-сюда, ловил каких-то жуков и раз сто спросил, можно ли есть сырую кукурузу. Я не знала точно, но говорила, что нельзя. Даже припугнула, что отравится. По аналогии с зеленой картошкой.

А потом мы отправились домой.

Дорога обратно шла в горку. Брат на багажнике, и так утяжеленном пакетом с кукурузой, казалось, начал перевешивать велосипед. Да он еще бурчал, что я ему не разрешила взять с собой какую-то палку, которую он нашел в леске рядом с полем и с которой никак не желал расставаться.

Я боялась, что он либо себе, либо мне ею глаз выколет. Сначала просила по-хорошему, а потом просто выхватила у него эту палку и зашвырнула далеко в кукурузу. Дениска даже пытался реветь, но быстро передумал.

Ливень начался сразу, стеной. Я мгновенно вымокла до трусов. Мокрые волосы противно залепили лицо, приходилось щуриться, чтобы разглядеть дорогу. Я хотела взять у Дениски его любимую кепочку, чтобы козырек хотя бы глаза защищал от воды, но брат не отдал, а потом еще начал хныкать, будто бы за погоду отвечала я лично. Опять эту палку дурацкую припомнил.

Как только мы поравнялись с автобусной остановкой, я зарулила туда и посадила Дениску на скамейку. Думала, переждем дождь и поедем дальше. Но брат отчего-то решил, что я собираюсь его здесь оставить одного, заплакал, стал меня обнимать и одновременно угрожать, что пожалуется бабушке.

Ливень никак не прекращался, мокрая одежда липла к телу, стало зябко. Мы так могли просидеть до вечера и потом наверняка простыли бы. Я снова посадила Дениску на багажник, кое-как приладила пакет с кукурузой, который братик отказался держать в руках, — потому что слишком мокрый и холодный, — и, стиснув зубы, начала крутить педали.

Дениска ныл: он хочет домой, он устал, он замерз, он промок, он проголодался, далеко ли до дома, не могу ли я ехать быстрее…

— Чтоб тебя леший забрал, заткнись! — взбесилась я.

Дениска от моей неожиданной вспышки ярости замолк, а потом вроде подъем стал не такой крутой, педали закрутились легче. И в какой-то момент ливень резко прекратился. Вернее, мы вынырнули из-за стены дождя, причем стена — это не метафора. Это был удивительный раздел, где с одной стороны продолжался ливень, а с другой — светило солнце и был совершенно сухой асфальт, без единой лужицы. Как в кино или будто декорация какая.

Я сразу приободрилась. Удачно совпало: и педали легко крутить, и дождь прекратился!

— Дениска, видел, какое чудо? Скоро будем! Ты кукурузу не растерял?

Дениска молчал.

Я еще раз спросила, а потом завела руку назад, за спину, и нащупала… пустоту…

Это было настолько неожиданно, что руль, который я держала одной рукой, завихлял из стороны в сторону, и я упала вместе с велосипедом. Одна. Пакет с кукурузой разорвался при падении, початки вывалились на дорогу.

Пакет с кукурузой был. Дениски не было.

Я закричала, вскочила на велосипед, поехала назад, обратно в ливень. Орала, крутила головой, тщетно стараясь разглядеть брата. Когда прекратился ливень, я даже не заметила. Душная волна паники накрыла меня, дышать стало тяжело, в ушах шумело и глухо бухало.

Дениски не было.

Ни на дороге, ни в кустах, ни на остановке, ни рядом с кукурузным полем, ни на обочине,